замешательство. Человек двадцать сидели в центре зала на полу, и пили пиво с иссохшей рыбой. Непригодные для пищи кучки рыбы были разбросаны в радиусе пяти метров от центра вакханалии. Проход в туалет был забаррикадирован, а на балконе спали то ли цыгане, то ли бомжи. Картина была ужасающей.
— Что вы здесь делаете? — орал Сопатый.
Хмельной человек, открывший дверь, от крика еще больше растворился в халате, зашаркал обувью и через минуту принес белоснежный договор.
В договоре значилось, что господин Чертков, владелец квартиры № 13, передает ее в аренду господину Васильеву В.А. на девяносто девять лет за девяносто девять рублей. Подтверждено нотариусом Центрального округа. Сопатый долго смотрел на договор, но не нашел в нем никакого изъяна:
— Васильев — это вы? — спросил он у бомжа.
— Угу, могу и паспорт показать.
— Не надо, — обреченно сказал Сопатый, — я же говорил — сплошное дуремарство.
— В каком смысле? — завопил гражданин Казулин.
— В полном, — сказал Сопатый, — ладно, идем в вашу квартиру.
Вся комиссия поднялась на второй этаж. Сопатый, готовый отразить любые претензии бомжей, приготовил нехитрый набор фраз, которые должны были действовать на вменяемый простой люд.
Оказавшись перед дверью двадцать третьей квартиры, он три раза нервно нажал на звонок и отошел от двери на пару метров. Квартира казалась безжизненной, тишина стояла гробовая. Сопатый с недоверием поискал в толпе Казулина и уже хотел смерить его неодобрительным взглядом, как дверь квартиры мягко и неожиданно отворилась. Яркий и какой-то праздничный свет ударил в глаза всем членам комиссии. Неожиданно из светаa появился человек в радужных одеждах и, не дав никому открыть рот, торжественно обратился к Сопатому:
— Владетель Бенгалии раджа Вишванат Капур приветствует тебя, о великий.
Как только ряженый закончил говорить, перед комиссией появился золотой трон, стоящий на бивнях слона, где, завернутый в тигровую шкуру, сидел мальчик со звездой во лбу.
Сопатый потерял дар речи, мысли и движения. Он готов был увидеть все что угодно, но только не это. Но больше всего его потрясло обращение к его персоне — «о великий». Ему особенно польстило такое обращение в присутствии этих полуолигархов.
— Кто это? — тихо и умиротворенно сказал Сопатый.
— Это семьдесят седьмое перерождение великого раджи.
— А почему здесь, у нас? — сам не зная зачем спросил Сопатый.
— Я знаю только, почему здесь, но почему именно у вас, я не знаю.
И волна света захлестнула Сопатого. Он как будто впустил в себя счастье и покой, то, чего его душа не знала никогда. Он растворился в этом волшебном свете, как вдруг из толпы кто-то толкнул его и вернул на землю.
— Эй, вы, начальник, сделайте что-нибудь с этими шарлатанами, — услышал он как во сне.
Волна мстительного гнева за прерванный сеанс счастья обрушилась на Казулина.
— Ах ты гнида, — кричал Сопатый, — ты всех обманул, подделал документы и смеешься над нами, да я тебя…
Сопатый хотел сказать, что-то грозное, но не нашелся. Свет мгновенно исчез, и дверь квартиры с грохотом закрылась. Никто не знал, что делать дальше.
— Так, — сказал Сопатый всем присутствующим, — идем проверять пентхаусы, и смотрите у меня, — сказал он и погрозил кулаком в толпу новых русских, — а то все будете искать золотой ключик в темной комнате.
Владельцы квартир ничего не поняли, но слово «ключ» подействовало на них магически.
Первой, подвергнутой освидетельствованию, оказалась квартира № 67 — роскошный пентхаус на самом последнем этаже новостройки. Сопатый был готов к любому сюрпризу. Но сюрприза не состоялось. Дверь в апартаменты № 67 открыл сам хозяин — Владлен Марьянов. На вопросы о жуликах он лишь громко рассмеялся, чем поставил в окончательно тупиковое положение всю комиссию.
— Подождите, — тихо спросил Сопатый, — вас никто не выселял, замок в двери не менял?
Марьянов был удивлен подобным расспросам.
— А кто может претендовать на то, что принадлежит мне.
Сопатый был обескуражен и решил задать последний вопрос:
— А к вам никто не приходил с предложениями аренды или временного проживания в вашей, гм… квартире.
— Никто, — твердо ответил Марьянов и закрыл дверь.
— Очень хорошо, — подвел итог Сопатый, — выборочное нападение на владельцев, смена замков, бродяги и индийские короли — все, все к черту, пора на отдых, катитесь вы ко всем чертям, господа хорошие, — кричал он обезумевшей толпе владельцев квартир.
На следующий день в психиатрическую больницу, находившуюся недалеко от места расположения роскошного дома, привезли пациентов с диагнозом «Навязчивые депрессивные состояния». Вся эта компания говорила одно и то же — яркий свет, тигры, слоны, изумруды, сапфиры. Комиссию, правда, быстро отпустили, приняв последствия нарушения речи за коллективный психоз, подогреваемый неизвестно откуда взявшейся сорокаградусной жарой.
Сопатый сразу взял отпуск за свой счет и уехал в Касимов к тетке. Остальные товарищи из комиссии дружно отбыли на Кипр поправлять пошатнувшееся здоровье.
Экий слабый нынче народ в Москве, — констатировал Магистр, — еще ничего и не сделали, а они, гляди, все на отдых пожаловали.
Милорд, да вы прямо по-боярски говорите.
Что делать, Любезный, Россия такая страна — не только в глаза, но и в душу проникает.
— Милорд, вы говорите о душе.
— Да, здесь эти странные понятия посещают даже меня…
Москва удивила Магистра накалом страстей. Борьбу за место под ярким солнцем вели слишком много людей. Они так яростно пробивали себе это место, что многие сгорели заживо. Магистр был поражен той неуемностью и неуспокоенностью, которые царили в Москве. Москвичи и те, кто считали себя таковыми, с удовольствием выпихивали друг друга из города. Впервые за столько столетий Третий Рим стал задыхаться от людей, и они начали войну друг против друга. Магистр был поражен правилами этой войны. Даже римские легионеры не были так безжалостны, как мирные на первый взгляд москвичи.
— Какой бессмысленный балаган человеческих судеб, столько желаний, которые никогда не осуществятся.
— Но ведь вы знаете, Сир, неисповедимы пути Его.
— Ладно, скучно все это, пойдем лучше погуляем.
Магистр предпринял прогулку, намереваясь снова отобедать в так восхитившем его ресторане. Заказав оленину и копченую моцареллу, он погрузился в состояние, близкое к райским ощущениям.
— Так, Любезный, ну-ка, поведай нам о писателях, как они заботятся о человеческих душах.
— Монсеньор, вас интересуют эти жалкие люди, я полагал, мы приехали сюда для встречи с могущественными людьми.
— Не тебе решать, зачем мы сюда приехали, так что ты можешь нам сказать?
— Плохо заботятся, Милорд, душа — это как раз го, что их в данный момент не интересует.
— Постой, а для чего же они пишут?
— В каком смысле?
— Но ведь книги читают.
— Да.
— Люди?
— Конечно.
— Так, ничего не понимаю, а для чего книги читают теперь?
