шестнадцать лет, он не может подать заявление о краже. Но в беде его все же не оставили. Майор из оперчасти участливо объяснил, что пропажу искать будут независимо от того, есть заявление или нет. Он заверил Игната, что мебель, вещи и ценности будут найдены в самое ближайшее время.
По простоте душевной Игнат попросил милиционера разобраться и с самой квартирой. Было у него подозрение, что его выселили незаконно.
Шло время. Пропажу так и не нашли. А вот с квартирой правоохранители в самом деле разобрались. Игнат узнал, что ордер на заселение получил заместитель начальника городской милиции. К пропаже вещей и ценностей он не имел никакого отношения. И чиновники из горисполкома ни в чем не виноваты. Просто воры воспользовались моментом и обчистили квартиру. Об этом Игнату рассказал сам новосел.
В прошлом году Игнат сгоряча оставил школу. Пока есть время, он подготовится к экзаменам и в этом году сдаст их, чтобы затем поступить... Можно поступить в медицинское училище. Он станет медбратом, отслужит в армии и поступит в медицинский институт. Он будет лечить людей. У него есть пример. Врач Одинцов, который лечил его бабушку. Хороший человек, знающий доктор. Игнат хотел быть таким же.
Всю зиму бабушка пролежала пластом. Игнат ухаживал за ней, хозяйничал по дому. И еще успевал штудировать курс за восьмой класс.
На лекарства по-прежнему уходили почти все деньги. Спасибо бабушкиным подругам, они не дали умереть ему с голоду. Но и досыта он ел не так уж часто.
Весной он в одиночку засадил весь огород картошкой. И заработок нашел – устроился грузчиком на товарную станцию-склад. К этому времени ему уже исполнилось шестнадцать лет. И он получил паспорт с пропиской в бабушкином доме.
Растущий организм требовал хорошего питания, а этого Игнат позволить себе не мог. И все же за последний год, особенно за зиму, он прилично прибавил в росте, раздался в плечах. Возмужал. Бригадир грузчиков очень удивился, когда узнал, сколько ему лет. Он давал ему все восемнадцать...
– Ничего, парень ты вроде здоровый. Думаю, что выдюжишь, – решил он.
В тот день бригада разгружала вагоны с бревнами. Труд каторжный. К концу работы Игнат едва держался на ногах.
– Ничего, привыкнешь! – задорно подмигнул ему Архипыч, мужичок с красным носом и гнилыми зубами.
От него разило перегаром и тухлятиной. И на вид он скорее задохлик, чем амбал. Но вкалывал он наравне со всеми, и сейчас не очень-то был похож на загнанную лошадь.
– К этому не привыкнешь, – ухмыльнулся татарин Равиль.
По своим габаритам он был куда крупней Архипыча, но разгрузка высосала из него все соки. Он обессиленно сидел на дощатом ящике и тяжело дышал через фильтр сигареты.
– Но выдюжить, братан, все равно надо! – осклабился его дружок Геша.
Парень лет двадцати. Худой, но жилистый. Игнат видел, с какой легкостью он ворочает бревна. Даже позавидовал.
Геша вытащил откуда-то из загашника бутылку водки.
Федотыч первым подошел к столу за причитающейся стопкой. Выпил, закусил куском хлеба, крякнул от удовольствия. Архипыч пил жадно, не закусывая, без причмоков. Водка для него не просто удовольствие, без этой гадости ему не жить. Алкаш, одним словом.
Игнату вовсе не хотелось становиться алкашом. Но он все же присоединился к честной компании. Равиль хитро по-татарски улыбнулся и наполнил стакан до краев.
– Выдюжишь – наш пацан, не выдюжишь – мы тебя и знать не знаем.
Игнат лихо выдохнул из себя воздух и тремя глотками осушил стакан до дна. Закусывать не стал.
– О! Наш человек! – ощерился Равиль.
Двести граммов зараз – это не шутка. Игнат боялся, что сейчас начнет пьянеть. Но в голове лишь легкое волнение. И окрыляющая легкость в теле.
– Братан, еще по одной? – подмигнул ему Геша.
– А запросто! – залихватски улыбнулся Игнат.
В этот раз ему набросали всего сто грамм.
Он снова выпил. В голове разыгрался настоящий шторм. Закрутило, понесло. Он смутно помнил, как рассказывал о себе, как после попойки возвращался с товарной станции домой, как ложился спать.
Пробуждение было ужасным. Голова раскалывается, во рту помойка, тело ватное, мышцы и кости болят невыносимо. А еще желудок выворачивает наизнанку. А нужно подниматься, готовить завтрак для себя и для бабушки. Да и вообще, дел выше крыши...
Баба Ира явилась к нему в образе ангела-спасителя. Она увидела, с какой жадностью Игнат пьет воду, как его бросает из стороны в сторону. Она принесла рассолу, напоила болезного, уложила в постель. А сама принялась хлопотать по дому. И завтрак приготовила, и больную бабушку обслужила. Мир не без добрых людей.
Но благодушный настрой скоро исчез. После обеда Игнату нужно было снова идти на станцию разгружать вагоны, чтобы заработать на кусок хлеба с маргарином вместо масла. А ведь ему не работать, учиться нужно. Всего шестнадцать лет ему, а он должен вкалывать как проклятый.
Он с трудом поднялся с постели, кое-как собрался, под похмельными парусами с попутным ветром добрался до склада. Федотыч встретил его сочувствующим взглядом. Но сразу дал понять, что снисхождения не будет.
В тот день Игнат разгружал мешки с цементом. Семь часов работы как семь кругов ада.
После разгрузки мужики снова собрались в подсобке. Игната чуть не стошнило, когда он увидел бутылку водки. Равиль по-дружески похлопал его по спине. Мол, ничего, сегодня можно и не пить.
Игната нисколько не вдохновляла эта попойка. Но идти домой он не мог – все силы остались где-то под шестым вагоном. Он лег на сброшенные в углу пыльные мешки, закрыл глаза и в момент уснул.
Разбудил его Геша. Часы показывали на половину четвертого ночи.
– Проспался, братан? – спросил он.
– Да вроде, – потягиваясь, кивнул Игнат.
Мышцы болели, кости выкручивало наизнанку. Зато его уже не тошнило и голова ясная.
– Домой надо идти, – сказал Равиль.
Им всем троим было по пути.
Игнат шел, с трудом переставляя ноги.
– Что, тяжко? – спросил Равиль.
– Не то слово, – невесело вздохнул он.
– И меня уже заманала эта работа. Мля, как папа Карло впахиваю, а бабок с гулькин хрен. Я на зоне и то больше зарабатывал...
Игнат уже знал, что Равиль мотал срок на зоне. В их бригаде чуть ли не половина мужиков за что- нибудь да сидели. Говорят, даже Федотыч был «бугром» на зоне.
– Гонишь ты, – усмехнулся Геша. – На зоне по четвертному за смену не отстегивают. Что там у вас было, отоварка в ларьке за ударный труд?
– Много ты знаешь, – шикнул на него татарин. – Я тебе так скажу, фраерок, может, и не сахарно там, у хозяина. Но зоны я не боюсь. Я там своим всегда буду. А как тебя там примут, я не знаю...
– Да мне и здесь не кисло.
– Не кисло, но медку вдоволь не попьешь.
– А где ты медок в этой жизни видел?
– Я-то видел. А ты нет... Ты уже три года на товарке горбатишься. Так и дальше будешь горбатиться, пока не загнешься. Бревно башка попадет, совсем больно будет...
– Да то что больно – это чешуя. А вот на инвалидность перевести могут, – озадаченно почесал затылок Геша.
– Во! И кому ты тогда на фиг будешь нужен? – подхватил Равиль. – Ты вот на Бурлака нашего глянь. Бабуля пластом лежит, и кому есть до нее дело, а? Ты думаешь, козлы из исполкома грева ей дали? Ага, как бы не так! Еще и хату отобрали. Или я что-то не то говорю?
– Отобрали хату, – подтвердил Игнат.
– Бурлак теперь лямку каторжную тянет, чтобы себя с бабкой прокормить. Это чо, по-твоему,
