Дрогнул дюралевый пол под дробным ударом десятков сапог. Как подброшенные вскочили ребята — брызнула из-под подошв натаявшая вода. Взгляд в темноту — туда, где должен был раскрыться, разверзиться люк…
А тем временем на земле, на узле связи, были прерваны все сообщения, чтобы передать одно, самое сейчас важное.
— …Внимание! Штормовое предупреждение…
— …Скорость ветра… Снежные заряды… Возможен буран.
— …Туман… Особое внимание на борьбу с обледенением…
— Внимание! Шторм идет в квадраты…
Падало давление на шкале барометра. Полз вниз красный столбик термометра за окном.
…Лейтенант шагнул к борттехнику высадки, который стоял в дверях гермокабины:
— Ребята нервничают… Сказали бы просто, если возвращаемся.
— Мне приказано было дать «отбой», товарищ лейтенант, и я его дал, — сказал борттехник, явно недовольный укором.
— Отставить! Отставить! — лейтенант пошел по рядам. — Над площадкой приземления буран — видимость «ноль»!
— …Шайба у Балдериса. Он передает Михайлову, тот — Цыганкову. Цыганков переходит на половину канадцев, обходит одного, другого… Напоминаю, счет ничейный, два — два. Цыганков входит в зону канадцев, можно бить!.. Ай-яй-яй! Эспозито, Эспозито… Нет, такой хоккей нам не нужен!
Грохнул хохот: уж больно ловко Толя Романцев под Озерова работал.
— А наш Третьяк что, слушай, делает? — прорезался сквозь смех баритон с кавказским акцентом.
Позади «телезрителей» открылась дверь, и на пороге встал высокий поджарый сержант Михаил Смолин. Он сегодня дежурил по части и потому заглянул на гауптвахту…
— Наш Третьяк, капитан сборной …надцатикратный чемпион и отличный семьянин… — тут комментатор Романцев с темными следами от бывших лычек на погонах неожиданно для себя заметил нового зрителя, но не подал виду. — Как всегда, на месте. Итак, счет 3 : 2 в пользу канадских профессионалов.
— Ты же говорил, 2 : 2? — удивился Сандро. — Когда, слушай, забили?
И яростно засвистел в четыре пальца.
— Вы слышите, что творится на трибунах?! — заорал Романцев и засвистел сам, стараясь перекрыть Сандро.
Остальные пятеро обитателей «губы» мгновенно включились в игру. Свист заливистый, многопалый. Смолин, выжидая, сложил руки на груди.
Первым перестал свистеть Сандро — заметив Смолина, встал, как положено содержащемуся на гауптвахте при виде дежурного.
— Выключи телевизор, Романцев, — сказал Смолин, когда наступила тишина. — Та-ак… Да не рукавом, тряпку возьми!
На крашенной масляной краской стене куском штукатурки был изображен прямоугольник экрана. Романцев, вздыхая, принялся стирать его половой тряпкой.
Ветер ударил в стены, распахнул дверь так неожиданно, что Смолин схватился за ушибленное плечо.
— Кажется, дует… — усмехнулся Романцев и с удвоенным усердием заработал тряпкой. — За Полярным кругом это случается.
Колючая снежная крупа драла лица, как наждаком. Надсадно выла штормовая сирена. В открытом техническом парке закрепляли штормовыми тросами-растяжками бронетранспортеры, вездеходы, грузовики. Чудовищный порыв ветра сорвал брезент с вездехода и понес по обледенелому плацу, будто легчайший шелковый плат по паркету. Молоденький солдатик побежал за ним, пытаясь удержать за расчальную веревку. Упал, заскользил на животе, едва не плача. Открыл глаза: в двух шагах от него стоял скуластый крепыш Степа Пантелеев и неспешно мотал на руку расчальную веревку. Брезент полз к нему, как укрощенная зверюга.
— Спасибочки, Степа, — сказал солдатик, поднимаясь.
— Да, товарищ «Первый», — майор Лесников аж взмок: такой был тяжелый, неприятный разговор, — вернулись… Вернулись, говорю, «одуванчики»… Так точно, ураганный ветер, видимость «ноль»… Не могут они в таких условиях десантироваться. Побьются. Я понимаю, товарищ «Первый», приказ есть приказ… Будем думать… Слушаюсь, через час доложу.
Лесников пошире распахнул жилетку, отер платком лоб.
— Прапорщик Сивак! — крикнул в соседнюю комнату. — Сержанта Смолина ко мне.
— Сержант Смолин сегодня по части дежурит, товарищ майор, — сказал, встав в дверях, горбоносый черноголовый прапорщик.
— Я говорю: ко мне Смолина, — с неудовольствием сказал Лесников. — Какая тут неясность?
— Слушаюсь, товарищ майор.
— …Так какие будут предложения, сержант Смолин? — майор Лесников склонился над картой побережья. Карта была иного, более крупного масштаба, чем в высоком штабе, и полуостров в квадрате 47 дробь 9 напоминал уже не гриб, а дерево с аккуратной кроной и длинным стволом.
— А морем? — прищурился на карту Смолин.
— Морем… — повторил майор. — Радиомаяк, вернее, рация должна заработать в квадрате 47 дробь 9 через трое суток… А тут вон какого кругаля давать надо, — палец майора заскользил по голубому грибу- дереву и уперся в точку на стволе. — А шторм, туман?
— Здесь гражданский аэродром… — помедлив, произнес Смолин. Взял красный карандаш из жестянки, показал.
— При чем тут аэродром?! — Лесников забрал карандаш из пальцев Смолина и резко кинул обратно в жестянку. — Говорю тебе: десантники не пробились! Не смогли прыгнуть! Ты знаешь, кто такие — десантники?
— Слыхал, — кивнул Смолин. — Но им не повезло. Это не их погода.
— Ага, — саркастически усмехнулся майор. — А тебе, конечно, повезет, и ты прыгнешь! В туман и шторм на тайгу!
— Зачем? — Смолин опять пожал плечами. — Мы сядем.
— Куда это? — изумился майор.
— На реку, — спокойно продолжал Смолин.
Он вновь взял красный карандаш из жестянки и показал на карте:
— Лед сейчас уже приличный. А АН-2 машина легкая. До гражданского аэродрома у поселка Полярного — на вездеходе. Прогулка, — Смолин чуть улыбнулся. — Лучший отдых в выходной день. Палатку брать?
— Там охотничья избушка, зимовье… Ну, и кто с тобой, — помолчав, спросил майор, — эти трое суток отдыхать будет? Как ты думаешь?
— Я так думаю, — Смолин покрутил карандаш, — рядовой Романцев…
Зазвонил телефон, но майор не обратил на него внимания: во все глаза глядел на Смолина.
— Он сильно подустал за последнее время, — продолжал тот.
— Ты путаешь, сержант Смолин, — грустно вздохнул майор, вновь отбирая у него карандаш. — Ты путаешь южный берег Белого моря с северным берегом Черного. А это — две большие разницы, как говорят в одном южном городе…
— Но у нас не Белое море, — улыбнулся Смолин.
