Черт меня знает когда! Когда высплюсь. А прийти надо. Светлана здесь ни при чем, а вот четки Бурилову показать надо…
Сашка стучит мне в комнату и будит, когда уже наступают сумерки. Выспался, называется!.. Но это оказываются не сумерки, хотя уже около трех дня. Это оказываются тучки. И обложили они небо по- черному. И горит наш мотопробег синим пламенем. Но Сашка заинтригован моим сонным бормотанием, когда я ему по возвращении из «Нептуна» пытался связно рассказать, что и как. Но связно не смог. И голова до сих пор трещит. Наверно, «камуфляжная» сигарета действие оказывает — та, которой я дымил за столиком.
Сую голову под кран. Слышу, как Сашка спрашивает про Короля Артура. Отвечаю, что Король — ерунда, что в квартире Гатаева был еще кто-то.
Сашка вертит пальцем у виска:
— Соображаешь, нет?! Получается, что полгорода сбежалось к Гатаеву! Так не бывает!
Ишь, не бывает! Есть много на земле, мой друг Горацио… Почему не бывает? Почему бы одному из гостей не быть некурящим?! Что я вообще прицепился к этим окуркам?! Хотя, если бы не они, то на этого неизвестного гостя я бы не вышел. А может, это четки Бурилова?
Ю. А. Дробышева снова не было. Да он мне и не нужен был. Мне нужен был Бурилов. Он был. Скандалил с практиканткой-студенткой, моей вчерашней «собутыльницей». Вполголоса. Машинный стрекот в разгаре, и все в одной комнате. Чайник со свистком воду сварил — шкаф свистит ультразвучно, финской баней пахнет, деревом разогретым и паром. Чайник туда от пожарников запирается, чтобы не конфисковали. И стрекот прекращается, все с чашками торопятся. Сердобольная Сидорова в секретариат звонит по местному: «Старик! Скипел!» А Бурилов со Светланой продолжают пикироваться:
— Нет, вы посмотрите, Дмитрий Викторович! Это восьмиклассница пишет?! Это компьютер какой-то пишет! Его на лозунги запрограммировали, и он пишет! Нет, вы посмотрите! «С большим энтузиазмом девушки принялись за работу… старались оправдать доверие старших… где показали свою огромную любовь к швейному делу… добросовестно трудились на благо общества». А вы пишете: к печати!
— Это рабкор писал! Ясно, девочка! Пишет как умеет! А тема важная. А сдача материалов у нас до шестнадцати ноль-ноль! Вы, девочка, уже полчаса назад должны были положить готовый оригинал мне на стол!
Я опять, конечно, помешал. Но из вежливости спросил:
— Я не помешал?
Бурилов из вежливости ответил:
— Ну что вы… Значит, договорились, девочка! Готовите оригинал, и чтобы через пятнадцать минут он был у меня на столе!
— Я Дробышева дождусь! — лезет в бутылку Светлана.
Бурилов пожимает плечами — сама же напрашиваешься! И демонстративно сосредоточивает внимание на Михаиле Сергеевиче Федорове.
Я спрашиваю:
— Когда вы двадцать шестого вечером были у Гатаева, телефон звонил раза три или три раза? Только точно. Подумайте.
— Что тут думать! Три, точно! Я же еще тогда сказал.
— А вот такая штука вам на глаза не попадалась? — И достаю четки.
Он как-то странно замолчал. Потом говорит:
— Где именно?
— На табурете. Рядом с машинкой.
— Нет. Я бы ее заметил, штуку эту. Ну, четки. Я как раз, когда в гости прихожу, не знаю, куда руки девать. У Гатаева их не было. Но…
— Что?!
— Знакомая финтифлюшка! — говорит Ю. А. Дробышев, сдирая с себя насквозь мокрый пиджак. — Дождина хлещет!.. А-а, чайком балуемся! — И берет у Бурилова четки. — Что, опять он здесь?!
Светлана подскакивает к и. о. редактора и тараторит, жалуясь на Бурилова. Бурилов хило ухмыляется и возражает, что автор — старый испытанный рабкор, что немного суховато, но тема актуальная — школьники на производстве, и типография на дыбы встанет, если опять опоздаем со сдачей номера.
— Я тебе опоздаю! — отрывается от чая «старик». Ему, ответственному секретарю, первому принимать удар и с типографией сражаться.
— Я же говорю! — говорит Бурилов.
— Старики! Ну что вы, старики! — увещевает пожилая очаровашка Сидорова.
А мрачноватый тип (Селихов, наверно) продолжает с машинисткой прихлебывать чай — не обращает внимания, привык.
Дробышев просматривает письмо, накаляется:
— А-а! Старый испытанный рабкор, говоришь?! Это ты его в печать подписывал, когда он писал «шефы на турнепсе складывали корнеплоды корнеплодами вниз»?! Нет, ты отвечай!
— Старики! Ну, перестаньте! Ну, старики!
— И что «энцефалитный клещ нападает на подмышки и пах»?! И что «лучшая защита — самоосмотр и взаимоосмотр»?! Нет, ты мне отвечай! Тоже ты в печать подписывал?!
Бурилов кричит: «Ах так?!» Ю. А. Дробышев кричит: «Ах, тебе еще не нравится?!» Сидорова кричит: «Старики, ну прекратите!» И «старик» кричит: «Я вам опоздаю! Чтобы в типографии как штык!» И обливает кипятком мрачноватого Селихова. И тот тоже кричит… И Светлана быстренько впадает в состояние «луп- луп».
Я все-таки рискую вклиниться и спросить:
— Кто он?
— А?! — спрашивает Ю. А. Дробышев. — Вы о чем?! И вообще, что вы здесь делаете, товарищ?!
— Я про четки. У вас в руках. Вы их узнали. Откуда. Чьи они?
— И я тоже хотел сказать, — подключается Бурилов. Ему перемена темы — манна небесная. — Юрий Александрович, помните эти четки? У Пожарского? Помните?
— Ну?! — говорит Ю. А. Дробышев. — Помню! Ну и что?! Слушайте, товарищ Федоров! Нам, как видите, некогда… Так! — И оборачивается к «старику». — Я в типографии. На сверке. Чтобы с сегодняшним номером никаких задержек, никаких чепэ. Проследи. А с тобой… — И он грызет глазами пиита. — Впрочем, потом!..
Но мне с Буриловым на «потом» нельзя откладывать. Дверь за Ю. А. Дробышевым хлопает, и Бурилов говорит:
— Запарка, вы понимаете. На место Гатаева еще не взяли никого, а лето — мертвый сезон, половина в отпусках. Вот и запарка. Вот он и срывается иногда. Так что вы не обращайте внимания.
Я не обращаю внимания. Я снова обращаю внимание Бурилова на четки. Тот говорит, что видел их не у Гатаева, а давно уже, три года назад, у Пожарского. Что это такой… такой…
Тут вспоминаю, что материалы хранятся до возможного суда, и прошу Бурилова не отвлекаться. А то Ю. А. Дробышев наябедничает — Федоров Михаил Сергеевич сорвал выпуск номера, отрывая сотрудников газеты от своего прямого дела.
Только вот нашел бы мне Бурилов все про Пожарского. Фельетон? Да, и фельетон. И все бумаги, которые с ним связаны. В архиве же сохранились?..
Вот что выясняется. Пришло письмо от девиц из соседнего городка — небольшого, но молодого, растущего и современного. Девицы живут в одном общежитии, и Родион Николаевич Пожарский — начальник ЖКО. Большой человек по масштабам города… Девицам — от семнадцати до сорока. Держал он их как в монастыре. Чтобы не было «всяких безобразий», мужчинам вход запрещен… Такое письмо от девиц…
«Есть такая сказка. Жил-был король. У короля был сын, принц-наследник. Однажды наследник, играя в саду, упал с дерева и… всего-то набил себе шишку. Но король страшно перепугался за сохранность
