висевший на вешалке, потащила его за собой. Долгушин вошел в ванную, налил стакан воды. Вернулся и выплеснул его в лицо Наташе. Она застонала и, открыв глаза, поползла по полу к двери.
— Ну, счастье мое, расскажи мне про плитку и камин.
— Юра… Юрочка… Не бей… Мы взяли камин… С Борисом.
Долгушин рывком поднял ее и хлестнул по лицу тыльной стороной ладони. Голова Наташи беспомощно закинулась.
— Дура. Нажить копейку захотела, чтобы потерять миллион. На ваш след чуть не вышел угрозыск.
Наташа молчала, глядя на него с ужасом.
— Поняла ты? Если бы я ради тебя не убрал Алимова и Семена, ты давно бы спала на нарах.
— Как убрал? — прошептала Наташа.
— Как надо.
— Я боюсь! — закричала она. — Я боюсь! Отпусти меня!
— Иди раздевайся, останешься у меня.
Дом, в котором жил Суханов, был знаменитым. Пожалуй, второго такого не было в Москве. О нем написал роман прекрасный писатель, так рано ушедший из жизни. Театр на Таганке поставил спектакль. Дом этот было видно издалека. Он предварял Замоскворечье, словно сторож. Огромный, мрачновато-серый, украшенный наградами из мемориальных досок. Не дом, а целый город в городе. Со своими легендами, прошлым, тайнами. Если бы могли говорить эти стены! Как много рассказали бы они о тех, чьи профили сегодня чеканно выбиты в гранитных квадратах и овалах. Со стародавних времен въезд во двор этого дома ограничивали запрещающие знаки, в обиходе именуемые кирпичами. Но Филиппыч знал, кому можно проезжать под знаком, а кому нельзя.
Во дворе шел ремонт, неистово стучал дизель, лежали огромные кучи строительного мусора.
— Вон десятый подъезд, — сказал всезнающий Филиппыч и точно подогнал машину к нужной двери.
— Все ты знаешь, Филиппыч, — улыбнулся Вадим.
— Здесь раньше наш начальник главка жил.
— Это когда раньше? — хитро поинтересовался Калугин.
— Когда вас, товарищ подполковник, еще в проекте не было.
Со старшими офицерами Филиппыч всегда говорил на «вы».
Вадим вылез из машины.
— Мне пойти с вами, Вадим Николаевич? — поинтересовался Калугин.
— Не стоит, Игорь, думаю, что вдова профессора Суханова в данный момент не стоит с обрезом у дверей.
Вадим вошел в подъезд. В вестибюле как признак былой респектабельности висели электрические часы. Они навечно показывали одиннадцать часов. Вадим автоматически взглянул на свои. Было 15.25.
У дверей с медной табличкой «Профессор Суханов» он позвонил. Ему открыла невысокая женщина в темно-синем костюме джерси. На лацкане висел орден Ленина.
— Добрый день! Моя фамилия Орлов. Я договаривался с вами по телефону.
— Доктор биологических наук Суханова Надежда Павловна. Вы из милиции?
— Да.
— Проходите, товарищ Орлов.
— Меня зовут Вадим Николаевич, Надежда Павловна.
Они вошли в огромную, как показалось Вадиму, гостиную. Потом он понял, почему комната представилась ему такой большой. В ней почти не было мебели. Стол посередине, шесть стульев, низкий поставец для посуды у стены, старинные часы в углу. Они отбили полчаса, как будто здороваясь с ним. Звук их был мягок и ненавязчив. На стенах висело несколько картин русских мастеров, но кого именно, Вадим так и не узнал, он был не силен в живописи.
— Садитесь, Вадим Николаевич.
— Спасибо.
— Вы пришли по поводу Вали?
Она спросила именно Валю, а не сына. Спросила таким тоном, будто Суханов вот-вот войдет в эту комнату.
— Да, Надежда Павловна.
— Что вы хотите о нем узнать?
— Все.
— Это слишком неконкретно. Для чего это вам?
— Я смотрел дело по обвинению вашего сына, оно оставило у меня двойственное впечатление.
— Вы верите в виновность Вали?
— А вы?
— Я нет.
— Так почему же вы не подали ни одной кассационной жалобы?
— Валя запретил мне это делать.
— А почему?
— Он просто запретил.
— Надежда Павловна, я юрист, а наша наука, как ни странно, весьма точная. Ответьте мне, как попали к вашему сыну картины и иконы, украденные у академика Муравьева?
— Меня тогда не было в Москве. Я работала в нашем Новосибирском отделении. Сын ничего не сообщил мне о случившемся.
— Странно.
— Что странно?
— Да так, мысли вслух.
— Что вас еще интересует? — резко спросила Суханова.
— Откуда взялись дома семь тысяч?
— Это мои деньги, я оставила их Вале на машину. Вы мне поверите на слово или принести сберкнижку?
— Лучше сберкнижку.
Суханова встала, вышла в другую комнату. Через несколько минут она вернулась и протянула Вадиму сберкнижку.
— Не смущайтесь, смотрите, у нас честные деньги. Могу отчитаться перед вашей наукой за каждую копейку.
Вадим раскрыл книжку и сразу увидел в графе «расход» сумму семь тысяч. И чисто увидел, и год.
— Пойдемте, я покажу его комнату.
Они вышли в коридор, и хозяйка открыла одну из дверей. У Валентина Суханова была прекрасная светлая комната. Солнце врывалось в нее и сверкало на кубках и медалях, навалом лежавших и стоявших в застекленном стеллаже. Мебель здесь была под стать солнцу, светло-желтая современная, легкая на вид и удобная. На стенах летели куда-то гоночные машины неведомых Орлову марок.
— Валя добрый, умный и светлый мальчик.
— Надежда Павловна, что случилось с вашим сыном год назад?
— Я знаю только одно — у него появилась женщина.
— Кто?
— Я не знаю ни ее имени, ни фамилии.
— Вы могли бы описать ее?
— Я видела ее один раз мельком у нашего дома. Она очень красивая.
— Я прошу вас, — сказал он вслух, — вспомните еще что-нибудь.
— Он очень изменился тогда. Стал не свой. Валя — очень полюбил ее.
