Поняв бессмысленность и даже глупость своего поведения, Марина перестала требовать сапоги и пальто. Она смотрела то на лысого молодого человека, то на девушку и слушала их разговор.
— Вроде успокоилась, — сказала девушка с некоторым сомнением в голосе.
— Да нет, сейчас опять начнет.
'А вот фиг, не начну, — подумала Марина со злостью. — Зря надеетесь'.
Она опустила руки, которыми до сих пор продолжала упираться в бока, и назло стала смотреть на двух сумасшедших. В том, что оба они придурки, сомнений у нее не имелось. Она смотрела, иногда покачивая головой от плеча к плечу, и понимала, что и сама со стороны вид имеет дурацкий. Сцена была довольно комичная и развеселила Марину.
— Вроде успокоилась, — так же тихо проговорила девушка, не сводя глаз с Марины и чуть повернувшись к Косте.
— Да, вроде потише стала. Даже взгляд осмысленный.
Марина хотела сказать ему, что зато у него взгляд, как у идиота, но сдержалась. Это странное рассматривание ее со стороны удивительным образом успокоило, уже больше не хотелось ни кричать, ни шуметь. И вообще как-то в сон потянуло.
— Это Мотя, сестра моя, а сапоги ты потеряла, — сказал Костя, обращаясь к Марине.
Марина, не ответив, уселась на диван и поджала под себя ноги.
— А как я здесь оказалась?
— Очень просто, это мы тебя усыпили и притащили к Моте.
— А сапоги куда пропали?
— Так, когда мы тебя тащили, они и свалились. Знаешь, какая ты тяжеленная!
— Скажи ей, — прошептала Мотя, повернув лицо к Косте.
— А зачем меня усыплять было?
Марину угнетал этот странный разговор, хотя то что перед ней были люди не совсем нормальные, ей было понятно, а для них этот разговор не был странным.
— Так ты бы сама не пошла, — сказал Костя.
— Конечно, не пошла, — Марина обвела глазами стены комнаты. — А зачем?
— Да тебя бы съели и дело с концом, если бы не пошла. Чего же тут… — вдруг выговорила Мотя.
— Чего она несет? — сказала Марина, обращаясь к Косте.
— Она правду говорит, — сказал Костя, садясь на стул напротив Марины. Мотя осталась у двери.
— Тебя собирались приготовить на День всех влюбленных. Такой праздник есть. Они всегда этот праздник широко отмечают. 'Валентинки' красивые друг другу дарят, салют у них у дома, актеры выступают, разные развлечения, танцы… — мысль придурковатого человека унеслась, он закатил глаза к потолку. — А потом поют хором, да хорошо так поют…
— Подожди, при чем здесь поют?
— Ничего они не поют, — снова встряла Мотя. — Врет он. И салюта нет никакого, а они только едят и пьют.
— Господи! Какой бред, — прошептала Марина.
Она обвела комнату взглядом — правильнее было бы улизнуть отсюда, а не разговаривать неизвестно с кем и неизвестно о чем, но как без сапог, которые оказывается потерялись, и без пальто. И вообще, что она здесь делает?… Марина осмотрела засаленные обои, ломаную мебель и вздохнула.
— Я за тобой следил, — сказал Костя, — чтобы они тебя не съели.
— А, так это ты! — Марина только сейчас поняла, что перед ней тот самый придурок с шарфом на голове. Здесь она его не признала, потому что он был лысый и совсем на себя не походил.
— Они хотели тебя съесть, — снова проговорила Мотя от двери, выпучив глаза и наклонившись вперед. Она была сообразительнее своего братика, и мысль от нее не уходила.
— Да, съесть, точно, — опомнился Костя. — Я у них работаю и слышал, что они хотели тебя приготовить на День всех влюбленных.
— Скажи про Обжору, про Обжору скажи, — встряла в разговор Мотя, — и про волосы тоже.
— Обжора тебя везде ищет. Дома у тебя, у знакомых у всех. Если не приготовит тебя к празднику, ему будет плохо. Хозяйка его накажет.
— Да ты наверное бредишь, сынок? Они что из племени Мумба-Юмба…
Поначалу слова полудурка Кости показались Марине полной ахинеей и бредом. Но чем больше она размышляла, тем больше приходила к мнению, что в той странной компашке, в которой она женила своего бывшего мужа, возможно все… даже, пожалуй, и каннибализм.
'Да они и в правду могут оказаться кем угодно — все с приветом. Эти два типа кажутся безопасными, кроме того, их ничего не стоит обмануть, а вот Обжора… — Марине представилось лицо Обжоры, его полу улыбочка и этот нависший лоб. То, что это живодер, было ясно, и то, что он убьет любого не икнув, тоже не вызывало никаких сомнений. А эти ребята и кошку, наверное, не смогут задушить. И даже очень трогательные придурки.'
— Так зачем я Обжоре? Толком объясни.
Марина попыталась выудить из идиотского сумбура смысл.
— Так приготовить, — ответил Костя. — Чего непонятно.
— Ты скажи, что у них общество, — с видом ябеды сказала Мотя от двери.
— Так, подожди, — прервала Марина уже было собиравшегося начать объяснение Костю. — Пусть Мотя говорит.
Мотя смутилась.
— А почему я? Вон пусть Костя рассказывает.
— Все, мне не перечить! — грозным голосом сказала Марина. — Иди сюда, — Мотя покорно подошла и встала перед сидящей с поджатыми ногами Мариной, заслонив от нее Костю. — Говори.
Мотя помялась, как девочка-жеманница лет десяти.
— У них Клуб такой, главная там Матильда… отчество ее забыла.
— Викторовна! — выкрикнул из-за нее Костя, но Мотя даже не обернулась.
— И они на большие праздники готовят кого-нибудь из членов Клуба или из гостей, это у них ритуал такой. У них есть книга, по которой они делают все в точности. В этот праздник тебя и еще мужа Матильдиного будут готовить, и Обжора сказал, что вы 'сладкая парочка'. А Костя узнал, что тебя будут готовить, и решил тебя выкрасть, потому что влюбился…
Она меленько рассмеялась, прикрыв ладошкой рот.
— Дура! — выкрикнул сзади нее Костя.
— И тебе теперь лучше у нас жить, мы тебя не съедим.
'Не съедим, как бы я вас не съела'.
— У нас безопасно, — сказал Костя. — Да и Колян на первом этаже, если что позовем… я ему только про уколы скажу…
Марина еще раз убедилась в полной безобидности этих людей. Припомнились слова Максима на свадьбе, что ей грозит опасность. Не об этой ли опасности он говорил. Теперь опасность грозила ему самому. Становилось понятным медицинское обследование, которому подвергали ее в поликлинике. И тогда ей казалось это обследование подозрительным — не может такого быть, чтобы человека вдруг просто так вызвали и стали обследовать дорогостоящей аппаратурой. Но и то, что ее готовятся съесть в каком-то клубе, тоже представлялось полным абсурдом. Не голод ведь.
— Тебя нужно побрить, — сказал из-за Моти Костя.
— Да, голову побрить! — подхватила девушка.
— Это еще зачем?
— Для того, чтобы Матильда… забыла ее отчество, поверила Обжоре. Он должен приносить ей волосы того, кого приготовили — она из них всякие красивые шкатулки делает. А кого приготовили там вместо тебя не разберешь уже — Матильда в процесс не вмешивается. А так он волосы принес, а приготовит бомжа какого-нибудь, — она развела руками и, подумав, добавила: — Это только с виду человек может быть красивый такой, — она с завистью посмотрела на Марину, — хороший, в сапогах красивых, а на вкус гадость.
Хотя в комнате не было холодно, но Марину бросило в дрожь.
