– Ха-ха-ха! – захохотал Николай. – Ну ты даешь!.. Ха-ха-ха!.. Ленина оживлять! Демократы нас не поймут…
Дверь заскрипела, и в комнату вошел Алексей.
– Я же предупреждал, что не поверит, – сказал он, присаживаясь рядом с хохочущим Николаем.
– Вот и Леха подтвердит. Ведь Ильича пробуждать будем. Точно, Леха?
– Его родимого, – кивнул Алексей, почему-то с сожалением глядя на Николая, будто это его будут оживлять.
– Вы что, серьезно говорите? – перестав смеяться, спросил Николай, переводя взгляд то на Захария, то на Николая.
– Чистая правда. Ильич у нас, – сказал Захарий, проводя по взъерошенным волосам рукой. – Пошли.
Ни Казимира Платоныча, ни Антисима видно нигде не было. Они зашли за котел, Алексей отставил большой лист фанеры. За ним в кирпичной стене оказался пролом. Оттуда потянуло сквозняком.
– За мной, – скомандовал Захарий и юркнул в дыру.
Николай вздохнул и, низко пригнувшись, чтобы не ушибиться о кирпичи, неохотно полез за карликом.
Он оказался в темноте на сильном сквозняке. Разогнуться не удалось, мешал низкий потолок; скудный свет поступал сюда только из пролома, поэтому видно ничего не было.
– Спички никак не найду, – шебаршил в темноте Захарий. – Ах, вот они!
Чиркнула спичка, но тут же, задутая сквозняком, погасла, не дав света. Захарий чертыхнулся и зажег другую, но она тоже не просветила обстановку. Стоять, согнувшись в три погибели, было неудобно и тяжело, но Николай терпел. Психологически он уже подготовился к встрече с величайшим человеком и, несмотря на телесное неудобство, про себя благоговел. Наконец, Захарию удалось зажечь спичку. Они стояли в длинной кирпичной трубе. Начало и конец ее терялись во тьме; у стены, прямо на земляном полу, лежало что-то завернутое в ватное одеяло.
– Разворачивай, – распорядился Захарий. – Светить тебе буду.
В трепещущих на ветру языках пламени согбенный Николай подошел к свертку и, пересиливая дрожь в ногах и руках, медленно стал отгибать угол одеяла. Он был очень взволнован – ведь здесь, в одеяле, если не врал Захарий, лежал не просто спящий, а человек-легенда. Дрожащие руки не слушались…
– А!! Падла!! – вдруг заорал Захарий.
Свет погас. Николай отдернул от неожиданности руку и выпрямился, стукнувшись затылком о потолок. В глазах потемнело.
– Палец обжог, – плачущим голосом пожаловался Захарий. – Фонарик бы. Разворачивай.
Он чиркнул новой спичкой, и Николай, потерев ушибленный затылок, откинул край одеяла и отпрянул, вновь ударившись затылком о потолок, но не обратив на это внимания.
В одеяле собственной персоной лежал Ленин или человек, настолько с ним схожий лицом и бородой, что если бы его подложили в мавзолей вместо вождя, никто бы не заметил подвоха. Это до такой степени поразило Николая, что он, веря и не веря, протянул руку и, как когда-то проверяя Собирателя, коснулся лысой холодной головы. Тьма обрушилась неожиданно, стало страшно.
– Пойдем, Захарий, – попросил он.
– Накрой лицо-то – запылится.
Он зажег еще спичку, и Николай не без ужаса накрыл лицо углом одеяла. Они выбрались из 'борова'. У дыры их поджидали Алексей и Эсстерлис.
– Ну как, убедился? – спросил Казимир Платоныч, но Николай был настолько подавлен и поражен увиденным, что ответить ничего не смог. Алексей задвинул фанеру, и они направились в комнату. Казимир Платоныч с ними не пошел.
Обессиленный переживаниями Николай опустился на диван и затих.
– Ты, Колян, не переживай, у нас все хоккей. Стыбзили его так, что никто даже глазом не моргнул. Так как? Окажешь помощь в транспортировке? – спросил Захарий, взбираясь на стул.
– Конечно… Но как же его?.. – пробормотал Николай.
– У нас все продумано, – сказал Алексей. – Билеты в купейном вагоне, ну и все такое прочее. Но мало ли что – в пути всякое случиться может. Вот мы и решили с тобой договориться.
За окном что-то зашумело, заскрежетало, словно во двор въехала большая сильная машина.
– Главное ты, Колян, не бойся. Всю ответственность мы с Казимиром на себя взвалили.
Грохот за окном нарастал.
– Что там, двор пахать вздумали? – Алексей подошел к окну и протянул руку, чтобы отодвинуть занавеску.
Но тут дверь резко с шумом распахнулась на всю широту. На пороге стоял бледный Казимир Платоныч. Он не вошел, а так и остался на пороге, глядя перед собой. Все тоже замерли и тоже смотрели на него молча. Все вдруг поняли по его обреченному виду, что произошло нечто ужасное.
– Все, – наконец выговорил Казимир Платоныч. – Влипли. Накрыли нас…
Грохот не прекращался.
Стоявший у окна Алексей вновь протянул руку, чтобы выглянуть во двор.
