Хотя мой прощальный поцелуй сопровождался грустным вздохом, признаюсь, что провожала я его с легким сердцем. Впервые я смогла остаться наедине со своим сыном в тишине и спокойствии, избавленная от назойливой опеки и бесконечных причитаний. Если раньше я не мешала Спейхаузу наслаждаться счастьем общения с малышом, то сейчас он полностью принадлежал мне, и я была рада этому. Поскольку теперь у нас в доме был ребенок, мы решили отметить Рождество на старомодный манер и так повеселились, что даже Джереми, который в последнее время стал несносным брюзгой, радовался как дитя. Впрочем, он недолго пребывал в хорошем расположении духа и, едва завершились праздники, начал воспитывать меня.
– Каковы же теперь твои планы, Элизабет? – допытывался он.
– Пока никаких, – спокойно отвечала я.
– Не хочешь ли ты сказать, что будешь сидеть здесь, как приклеенная, наблюдая, как у ребенка режутся зубки? – спросил Джереми ворчливо.
– А что ты предлагаешь? – разозлилась я. – Очередного любовника? В таком случае тебе следует учесть, что его, вероятно, будет сильно раздражать детский плач.
– Да нет же, нет, и еще раз нет. – Он и сам начал раздражаться. – Ты прекрасно знаешь, что ничего подобного я предлагать тебе не собираюсь. В подобном занятии отныне нет никакой финансовой необходимости. Что же касается твоего выбора мужчин, то не могу без содрогания вспоминать твой недавний опыт. – Это уже был удар ниже пояса, и Джереми прекрасно знал это, а потому поспешил продолжить: – Нет, я просто подумал, что, поскольку обстоятельства стали несколько благоприятнее, тебе, может быть, стоит совершить небольшое путешествие. Ты же всегда мечтала об этом, не так ли? А ведь до сих пор даже Англию не узнала как следует. Сам-то я не любитель путешествовать, поскольку считаю это варварской привычкой, но сейчас речь не обо мне, а о тебе.
Такая забота показалась мне несколько подозрительной.
– Надеюсь, ты не предлагаешь мне отправиться колесить по Англии в зимнюю стужу.
– Сегодня утром ты почему-то особенно бестолкова, Элизабет. Конечно же, не предлагаю. Но как только повеет весной, почему бы тебе вместе с Белль не отправиться в поездку по всей стране? Подумай только: Англия, Шотландия, Уэльс – отличнейшее путешествие! Марта тем временем прекрасно приглядит за ребенком.
– Джереми, – произнесла я тихо, – скажи-ка, когда возвращаются из Ирландии наши артиллеристы?
Вопрос застал его врасплох. Джереми съежился и, казалось, постарел на глазах.
– Откуда мне знать? – огрызнулся он.
– Должно быть, ранней весной, – продолжала я, – иначе ты не стал бы так хлопотать. Скажи, Джереми, отчего ты так боишься Дэвида?
Джереми бросил на меня суровый взгляд.
– Разве мало тебе твоих страданий, Элизабет? – Голос его звучал резко. – Зачем тебе прошлое, зачем мучить себя? Может быть, он вообще не вернется.
Но в глубине души я чувствовала: Джереми заблуждается, а вот Марта, наоборот, говорила правду.
– Возможно, ты и прав, он не вернется, – спокойно сказала я. – Но если вернется, я буду ждать его.
И мое ожидание началось. Я исправно отправляла Эдгару столь нужные ему сводки новостей о ребенке, получая в ответ испещренные восклицательными знаками длинные эпистолы, в которых содержались заверения в вечной любви ко мне и подспудная убежденность в том, что я не сумею как следует воспитать наследника рода Спейхаузов. Я находила их забавными, но послание, пришедшее в конце марта, вряд ли можно было назвать смешным. Жена Эдгара скончалась, и ее гигантское состояние переходило к нему. «Как только подышу здесь подходящий дом, – писал он, – вы должны переехать ко мне». А пока, не откладывая дел в долгий ящик, Эдгар предлагал мне заочно заключить с ним брак. Мне не хотелось заниматься этим вопросом, а потому его письмо лежало на моем секретере без ответа.
Было первое апреля. За окном кабинета легкий ветерок качал ветви с набухшими почками. Я сидела, уставившись на письмо Эдгара, в тысячный раз пытаясь придумать ответ. Дверь тихонько скрипнула, и на пороге появился Дэвид. Он вошел решительным шагом, как на параде. Лицо его было суровым и постаревшим, но глаза лучились голубизной, и я отметила про себя, что это хороший признак.
– Я хочу видеть своего сына, – твердо произнес он.
Я была рада, что встретила его сидя, иначе ноги подкосились бы подо мной. Мои руки тоже тряслись, и я спрятала их в складках платья.
– Он не здесь, – тихо ответила я. Мой ответ поверг его в растерянность.
– Не здесь… А где же?
– Должно быть, в своем полку. А если не там, то скорее всего все еще гостит у матери, – произнесла я ледяным тоном.
Несколько секунд он выглядел обескураженным, потом на смену растерянности пришло раздражение.
– Я имею в виду нашего сына, – недружелюбно отрезал Дэвид.
– Ах, вот как! – сказала я, будто до меня наконец дошло, чего он от меня требует. – Значит, речь о моем сыне? И зачем же это тебе вдруг понадобилось видеть его?
Дэвид словно окаменел. Внезапно я поняла, что нервы его напряжены до предела.
– У меня есть для него кое-что, и я хочу передать ему это, прежде чем отправлюсь в заморские края.
Я медленно склонила голову набок, как бы обдумывая вопрос государственной важности.
