красовалось синюшное пятно. – Черт тебя знает, что тебе в голову взбредет! Нет уж! Я лучше с ним пойду, с Пашкой, он хоть смирный, а ты псих!
– Что-о? – тихо протянул Сергей. – Кто я?!.
– Ну вот, я же говорю! – завопил Виталя. – Слова ему не скажи! Всё! Или я иду с Пашкой, или вообще не иду, и гори оно все огнем!
– Ладно, угомонитесь, – раздался голос деда Никиши, доселе молчавшего
Павел мгновение смотрел на него расширенными глазами, потом провел ладонью по лицу, словно смахивая паутину.
– Хватит время терять, – заговорил нетвердым голосом, стараясь не смотреть на деда. – Пошли, Виталя. Иринка, ты…
Вдруг схватил ее в объятия, быстро поцеловал в губы, а потом зашагал, не оборачиваясь, к околице.
– Везет же некоторым! – буркнул Виталя, косясь на ошеломленную Ирину. – Ну, чао, братва. – И поспешил вслед за Павлом.
Сергей мгновение исподлобья смотрел на старика, потом вдруг резко отвернулся, схватил лопату и, размахнувшись, будто копьем, запустил ее вперед с такой силой, что она пролетела несколько метров и глубоко врезалась в стену, угодив точнехонько меж проконопаченными паклей пазами.
– Ты часом не олимпийский чемпион? – угрюмо спросил Петр. – Иди вытащи, да смотри древко не переломи. Вот уж точно… псих!
И торопливо зашагал к недокопанной полосе.
Сергей какое-то время смотрел ему вслед. Ирине было видно, как стиснул он зубы, но мускул бился, бился на побелевшей щеке, выдавая огромное душевное напряжение.
– Сережа… – осторожно окликнула Маришка, косясь то на Ирину, то на замершего деда Никишу, который тоже не сводил глаз с Сергея.
– Хо-ро-шо… – словно очнувшись, выдохнул Сергей, и на лицо его вернулась краска. – Ну, по коням, ребята?
И как ни в чем не бывало пошел к джипу.
Раздался звонок. Человек взял лежащую на сиденье трубку сотового телефона:
– Алло?
– Привет, это я! – послышался взволнованный, запыхавшийся голос. – Слушай, у нас проблемы!
– Какого рода? Первого, второго или третьего?
– Че-го?! Нет, я серьезно! Море проблем!
– Да в чем дело, говори быстро. Я в дороге.
– Ладно, приезжай, на месте обсудим.
– Я не приезжаю, а уезжаю.
– Что-о?! Надолго?
– По обстоятельствам. Но не больше, чем на неделю. А скорее, вернусь раньше.
– Мог бы предупредить!!!
– Вот предупреждаю. Говори, что случилось?
– То и случилось! Наша рекламщица на Покровке отдала карточку на элитное обслуживание не тому, кому надо!
– То есть? Мы ведь там нарочно эту, как ее, поставили, самую надежную из всех этих дур!
– Да ты понимаешь… Там вокруг нее правые начали стихийный митинг. Мэрша едет мимо на своем белом «мерсе», видит толпу электората. Струхнула и промчалась мимо.
– Но ведь мы же договаривались, что она вспомнит старые времена и ножками, ножками!
– Ну, видимо, мышцы уже атрофировались, приехала, а тут…
– Бли-ин! А девчонка? Ты ей фотографию мэрши показал?
– Само собой. Но девочка в этой толпе растерялась. И говорит вдобавок, ей стало жалко ту, которой она отдала карту. Говорит, тетка была такая несчастненькая, зачуханная, даже зарыдала от счастья, получив талон. Кретинизм, конечно. Словом, я ее уже уволил.
– Ну и дурак. Она же нас ославит на весь город, круглыми идиотами выставит. И отца нашего мэра опозорит. Найди и извинись, скажи, что она снова в штате. Потом мы, конечно, от нее избавимся, но под приличным предлогом.
– Ну ты что, мы ведь хотели первого клиента обслужить бесплатно по полной программе. В придачу одежду в фирменном пакете, обувь, все такое… Теперь псу под хвост? Нарочно готовили по размеру мэрши, а теперь что делать? Эта, новая клиентка, говорят, шкидла шкидлой!
– Значит, так. Во-первых, успокойся. Во-вторых, мэршин пакет отправь с нарочным к ней на квартиру, пусть подавится своими тряпками. В-третьих, пообещай ей липостероиды в любой день, когда захочет. В- четвертых, пока шкидла будет у мастера, прикинь ее размеры и пошли кого-нибудь в «Босс» или «Жаклин Кеннеди», пусть справят ей самое выпендрежное платьишко и туфли. Но первым делом позвони на телевидение, понял? Пусть фиксируют каждый шаг обслуживания этой несчастненькой. С первой до последней минуты. И договорись не только с сегодняшними новостями по всем программам, но и с воскресным «Шоу недели». Знаешь, которое в одиннадцать утра по пятому местному каналу идет. Его все смотрят, как ошалелые. Надо уметь превращать свои ошибки в достижения! Мы из этого сделаем грандиозную рекламную акцию, к нам клиентки будут с ночи очередь занимать!
– Да у нас же в салонах все по записи.
– Значит, будут с ночи занимать очередь, чтобы записаться на год вперед. Но скажи всем мастерам: они должны сделать из этой замухрышки красавицу. Такую, чтоб ее родная мать не узнала! Чтоб любовник, которому она надоела, захотел с ней изменить ей же самой! Понял меня?
– Все понял. А ты точно не можешь приехать?
– Совершенно точно.
– Ну хоть новости посмотри сегодня!
– Если найду в этой глуши телевизор, в чем сильно сомневаюсь. Но до воскресенья или вернусь, или доберусь до какого-нибудь ящика, «Шоу недели» обязательно посмотрю. И пока лучше мне не звони. Надо будет – я сам тебя вызову. Не исключено, мне потребуется помощь. Все, до связи!
– Да куда ж ты едешь-то?!
Но только гудки были ответом на этот крик души…
Виталя никогда не считал себя слабаком, но сегодняшние ночь и день изрядно поубавили в нем самомнения. Вот говорят, 9 августа будет парад планет, солнечное затмение – и настанет конец света. По мысли Витали, этот самый конец уже приближался и даже заглянул ему в глаза. Солнечное затмение? Пожалуйста, стоит только на небо посмотреть! Светило превратилось в какое-то багровое пятно, больше похожее на расплывшийся зловещий глаз. Парад планет? А поди докажи, что они там и в самом деле не выстроились, как на параде, ведь за этим чертовым дымом, который валит по вершинам все гуще и гуще, ни хрена не видно! И только при конце света возможна такая распоясанная наглость со стороны этого чертова Психа! Виталя практически не сомневался, что нагрянул на скит именно он – в смысле его люди.
Этот ночной налет…
Витале вдруг стало прохладно, даже холодно. Кругом жара за тридцать, пот градом льет от быстрой полуходьбы-полубега. Быстрое форсирование прохладной речушки было даже кстати: Павел, освежившись, прет конь конем, не замедляя шага ни на минуту, даже не оглядываясь, поспевает ли за ним спутник! Внутри же у Витали все стынет, словно он напился ледяного пива и закусил ледяным крошевом.
А ночью было наоборот. Тогда у него все нутро горело: сердце превратилось в раскаленный комочек, и в желудке пекло от страха, и голова пылала, будто ее на печке подогревали. Что ж, правильно, он ведь и сидел в печке. Сидел и все время думал о том, что вот сейчас ее затопят… и будет тогда не Виталя, а жареный чикен. Как в той песенке: «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, цыпленки тоже хочут жить!»
