высунется из земли чумазый и мокрый Павел.
Ирина подхватилась и ринулась в сторону, где громоздились обугленные стволы нескольких березок либо осинок, причудливо переплетенных друг с другом. Она едва успела присесть на корточки под их прикрытием и высунуться, как увидела Павла, который споро выбирался из-под земли. Однако ему потребовалось гораздо меньше времени, чем Ирине, чтобы преодолеть подземный коридор, а если учитывать, что он полз в темноте, то и вообще рекордно короткий срок.
Нет… с чего это она взяла, что Павел полз в темноте? В руках у него что-то, похожее на короткую и толстую дубинку. Ирина напрягла глаза. Да ведь это фонарь, электрический фонарь! Наверняка очень мощный.
Интересно, заметил Павел в его свете, что кто-то пробирался подземным ходом незадолго до него? Интересно, обнаружил ли в дедовой избе брошенное платье, в котором до этого ходила Ирина? И какие выводы сделал из всего этого?
Ответ можно было получить очень просто – стоило только вылезти из своего укрытия и окликнуть Павла, но Ирине почему-то ни за что не хотелось это делать. Более того, она совсем скрючилась, стараясь сделаться как можно более незаметной, а когда решилась наконец приподнять голову, увидела, что Павел споро удаляется от деревни.
Куда это он чешет? Почему бросил машину? Если бежит в скит – а это наиболее правдоподобный ответ, потому что у Павла давно чешутся руки расправиться с Виталей, – почему решился идти пешком через обугленный лес, рискуя ноги переломать, вместо того чтобы сесть снова в джип и со всеми удобствами… Нет, это-то как раз понятно. Виталя наверняка не плещется в сауне, как беззаботный тюлень, а сторожит все подступы к скиту. И Павел очень просто может нарваться на пулю, если будет переть на рожон. Значит, он решил пойти незаметно.
Ирина какое-то время еще вглядывалась в серую завесу, в которой постепенно таяла высокая темная фигура, а потом вдруг вскочила и ринулась вперед, подбирая повыше платье, чтобы было удобнее перескакивать через беспорядочно наваленные стволы. Зараза! Ну почему эта неведомая женщина не могла сберечь на долгую память какие-нибудь кеды или полуботинки, на худой конец? А ведь баба Ксеня, помнится, говорила, что Серафима, к которой подселился Никифор Иваныч, была кем-то вроде монашки. Откуда у такой особы столь легкомысленные туфельки, пусть на маленьких, но все же на каблучках? Ох, видно, судьба Ирине рано или поздно переломать ноги в здешних местах!
Впереди замаячила серая вода Безымянки. Павел, не замедляя бега, ворвался в воду и через минуту был уже на другом берегу. Ирина, в очередной раз плюнув на стыд, задрала платье повыше, сбросила туфельки и тоже вошла в реку, осторожно нащупывая дно босой ногой. Что делать, размышляла она, если ухнет в какой-нибудь предательский бочаг? Молча погибать? И куда ей спрятаться, если Павел вдруг оглянется?
Но Павел не оглядывался. В той напористости, с какой он продвигался вперед, было нечто пугающее. Казалось, он одержим своей целью и никому и ничему не позволит сбить его с пути!
Ирина выбралась на берег, обулась, но легче идти не стало. Что и говорить, ей приходилось довольно туго. Надо было следить за Павлом, который, как заведенный, мчался вперед, и под ноги смотреть довольно внимательно. И вот в один прекрасный момент, вскинув голову, Ирина обнаружила, что впереди никого нет.
Сначала она не поверила глазам и долго озиралась, решив, что Павел скрылся за каким-то взгорком или наваленными в кучу горелыми кокорами. Однако его нигде не было! Но ведь не в небеса же он воспарил, не под землю же провалился!
А почему бы… почему бы и не под землю?
Ирина вдруг поняла, что? именно искал Павел, куда он бежал. Действительно, в скит. Только разыскивал для этого не какой-то там обходной путь, а, напротив, самый что ни на есть прямой: подземный ход, которым уже проходил раньше, когда спасался от пожара!
Ирина шла осторожно, продолжая перебегать от ствола к стволу, от холмика к холмику, словно Павел вот-вот мог высунуться у нее из-под ног, как чертик из табакерки, и сказать: «Ку-ку!» Но его не было, и она наконец пошла смелее, более внимательно присматриваясь к местности.
Куда же он канул, словно в преисподнюю, совершенно бесследно? И как отыскал спуск в подземелье среди разительно переменившегося пейзажа? В первый-то раз здесь сиял зеленью пышный лес, а теперь… Значит, спуск отличала какая-то примета. Очень приметная примета, если так можно выразиться! Такая, что ее даже огонь не пожрал!
Ирина огляделась. Павел исчез примерно вот здесь, на склоне. И что тут годится на роль «приметной приметы»? Только вот этот гигантский выворотень, мокро блестящий обугленными отростками корней. Даже невозможно догадаться, какое это дерево. Наверное, оно простояло лет триста, превратившись в истинного лесного великана двухметрового диаметра, прежде чем нашлась и на него погибель.
Да, уж это примета так примета!
Ирина на цыпочках, в невольном почтении, подкралась поближе. А это что такое внизу, в грязи? Отпечаток ладони… отпечаток мужской ладони! Надо полагать, Павел именно здесь оперся о землю, прежде чем нырнуть вглубь.
Ну что ж, где один человек прошел, и другой завсегда пройти сможет…
Ирина сунула руку за пазуху, где надежно оберегался замотанный в полиэтиленовый пакетик спичечный коробок, и только теперь заметила, что не задула свечу, когда вылезла из «крысиной норы». То есть она преследовала Павла днем с огнем, не хуже того Диогена. Ищу человека… только не того, которого нашла.
Надо быть осторожнее. Хорошо, что додумалась прихватить запас свечей, а то плохо ей придется, если огонек вдруг погаснет где-нибудь на глубине двух-трех метров.
Ворохнулись было остатки здравомыслия, что-то робко вякнула осторожность, однако Ирина не дала себе труда прислушаться к голосу разума: оперлась ладонью точнехонько там, где отпечаталась рука Павла, и отважно просунулась под выворотень.
В первую минуту показалось, будто она очутилась в той же самой «крысиной норе», по которой уже ползла от сеней деда Никиши. Точно так же утрамбованы стены и пол, точно такая же высота, вернее, «низота» потолка. И не вернулась она назад только потому, что твердо знала: Павел ушел вперед. Кто знает, как там дальше…
Через несколько мгновений она вдруг ощутила ладонями и коленями не землю, а доски. Повела вокруг своим «фонарем», посмотрела вверх – да так и ахнула, увидев, что потолок резко поднялся.
Ирина выпрямилась, не веря себе. Да, с ее ста семьюдесятью пятью сантиметрами роста можно стоять здесь совершенно спокойно, даже не касаясь макушкой свода. Ого, как все обустроено! Не только пол устлан досками, но и потолок укреплен поперечными плашками. Вдоль стен – прочные стояки из бревен, а стены заплетены нестругаными, сучковатыми жердями. Наверное, это лиственница, ее ведь время не берет. Да, сделано на века… Ирина поднесла лампу поближе к стене и увидела, что с черными, залубенелыми от времени жердинами, укреплявшими стены, соседствуют более молодые, даже источающие слабый запах смолки. Ого, да тут регулярно делают ремонт, в этом подземелье! Наверное, это входит в обязанности деда Никифора. Трудновато себе представить столетнего старца в роли строителя, хотя… почему бы и нет? В Англии такие деды вовсю гоняют на велосипедах, чем же хуже заниматься древорубством?
Ирина осторожно двинулась вперед. Первое время она то и дело наклонялась, боясь, что свод начнет понижаться, однако постепенно привыкла и шла довольно быстро по узкому, чуть больше метра, коридору, стены которого были там и сям украшены крестами, выведенными копотью. Кресты стояли на разной высоте, наверное, они что-то означали. Ирина надолго задержалась в раздумье около двух, большого и маленького, окружавших довольно внушительный сук. Тоже какой-то знак для посвященных, но какой?
Ничего не надумав, она пошла дальше, высоко поднимая лампу, и вдруг замерла. Показалось или спереди действительно доносится какой-то шум? Вроде бы стонет кто-то? Стонет, дышит надрывно, испуская бессвязные отрывистые крики?
У Ирины заледенела спина от страха. Сердце заколотилось прямо под горлом. Может, пора двинуть отсюда? Может, хватит с нее этих экскурсий?..
Однако ноги, словно против воли, сделали шаг, другой и третий, а еще через несколько метров Ирина замерла, зажав рот рукой, потому что увидела Павла.