Лесная нимфа

подробностей я уже не знаю, связано это было с делом «Леса» или нет, не в курсе, и как вообще все это закончилось, тоже не знаю. Да оно и неважно, главное, хочу сказать, да, всякое может быть, и самопроизвольное открывание заново отлаженного аэрбега – тоже. Понимаете, тут вся штука в пиропатронах, а эти мастаки их сами стряпали – раз, второе – присобачивали в автомобилях на самые разные места. Скажем, датчики для пиропатрона устанавливали прямо под капотом. Чтобы проще было поставить. Понятно?

– Ага, – задумчиво пробормотал Анненский, – ну ладно, спасибо тебе, Петряй, извини, что отвлекаем.

Чингисхан подмигнул Алене, пропел интимно:

– Еле-ена Прекра-асная… – и вышел.

Алена шагнула к столу с компьютером. Анненский шагнул с другой стороны, они столкнулись, пробормотали хором «извините», но Анненский первым схватился за мышку.

Алена не мешала – она совершенно точно знала, что он хочет сделать. Анненский опять вышел на Автофорум и открыл тему «Страшная месть». Перегнал полосу прокрутки…

«Лидок

А вообще надо быть поосторожней… один наш давний знакомый, друг моей мамы, примерно полгода тому назад вот так неосторожно припарковался на стоянке на своем обычном месте, около какой-то крутой тачки. Открыл дверцу – и не заметил, что шарахнул ту тачку в бок. Оттуда выглянул какой-то мужчина, достал пистолет и выстрелил. Экспертиза показала, что у него была «оса» с каучуковыми пулями… Но он попал в глаз нашему знакомому… Тот умер на месте. А тот человек немедленно уехал, собственно, никто ничего не видел толком, это уже потом реконструировали события, поскольку на дверце автомобиля нашего знакомого была краска. Никто не заметил номера. Вроде бы говорили только, что это был «Лексус» какой-то темный. Оказалось, что он черный, это по кусочкам краски определили. Но все равно никого не нашли.

Так что… не только, знаете ли, быдло мстительно.

Внеформата

Неудачный пример. В газетах писали, что это убийство может быть связано с профессиональной деятельностью убитого. Он же следователем прокуратуры был, кажется?

Лидок

Откуда вы знаете?

Внеформата

Я ж говорю – в газетах писали))) Я умею читать. Так что – неудачный пример (((»

1985 год

Черкес сидел тихо, сгорбившись. Почувствовал ли он опасность, исходящую от Бугорка? Это очень беспокоило Диму. Все-таки Черкес трусоват, в драке с Бугорком, если она будет, на его помощь рассчитывать нечего – предпочтет остаться в стороне. Убежит, заскулит…

Дима сторожил каждое движение Бугорка. Возможно, он невольно преувеличивал его подозрительность, потому что все еще боялся. Откуда пришел этот страх? Раньше Дима просто и привычно ощущал превосходство Бугорка – да и вся их компания признавала его главарем. Он был ненамного старше, всего на два года, но если и не говорил, зачем живет, то чувствовалось, что знал это – в отличие от остальных. Парни просто проводили время, а Бугорок умел жить так, как нравится, иметь то, что хочешь. И главное, он четко понимал, кому и что предназначено на земле, какое место и какое дело. Он не скрываясь презирал Степцова и Черкеса, над Кроликом подсмеивался, но доверял ему. «Есть люди, которые живут как положено, – говорил он Димке. – А есть – которые как хотят. Мы с тобой из таких. Уверяю тебя, и Юрка, и Черкес с удовольствием брали бы чужое, что им нравится и что плохо лежит, не ночевали бы дома… Но не могут, потому что привыкли тащиться в общем строю, выйти из которого не каждый может. Мы это уже сделали. Ты вон даже в колонии побывал. Я там не побывал только потому, что умею прятать концы в воду. В этой стране надо уметь прятать концы в воду. Но когда-нибудь я заживу так, как мне хочется!»

Диме в последнее время очень хотелось съездить на Ветлугу, к бабке. Там жил еще и младший брат отца, который всегда первым делом тащил племянника париться. Баньку, которая притулилась во дворике при бабкиной избешке, натапливали до каленого звона в ушах, до черных мошек перед глазами, но дядьке все было нипочем: он сидел на полке, охлестывая свое тугое красное тело двумя березовыми вениками разом – распаренными, роняющими душистые, жгучие брызги, – и, постанывая сладко, пел жидким, но бодрым голосом:

– Птица счастья завтрашнего дня, прилетела, крыльями звеня, выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня!..

А Дима, сидя на выскобленной пахучей лавке, плескал из шайки теплую водицу на свое тощее, слабое тело и чувствовал только, как ему здесь хорошо и спокойно.

После баньки, переодевшись в чистое, великоватое ему дядькино белье, Дима шел к столу. Бабка спиртного в рот не брала, дядька при ней воздерживался, да и Димке здесь не хотелось ничего, кроме чая с молоком. Бабка сидела рядом – с мягкой белой косой вокруг головы, с темно-серыми глазами под набрякшими веками, посматривая на сына с усмешкой, на внука – с печалью.

Дима вспомнил, как однажды, еще мальчишкой, в третьем классе, он спросил, верит ли бабка в Бога.

– Да, – склонила она голову.

Дима удивился. В школе только и твердят, что Бога нет. Возмутился: бабуля, оказывается, совсем отсталая!

Она долго молчала на все его упреки, потом не выдержала:

– Ну ладно, нет его. А чего же ты всегда приговариваешь: господи, господи?!

– А я у тебя научился, – не растерялся тогда Дима, и бабка, словно не ожидавшая такой находчивости, примолкла. Что-то поделала по хозяйству, потом, присев рядом с внуком, мелко чмокая его в русую макушку, задумчиво вымолвила:

– А что ж, может быть, и правда, нет его. Да только хочется, чтобы тебя кто-нибудь услышал. Услышал, увидел, пожалел…

С некоторых пор Дима хотел именно этого: чтобы кто-нибудь его пожалел.

С чего это началось?.. Да, ему было страшно, когда Бугорок бил по голове Катерину Долинину рукоятью зонтика, а она, растоптанная, распластанная, смотрела снизу и улыбалась окровавленным ртом. Кролик хотел заступиться за нее. Ведь она узнала его на станции – и пошла за ними в этот лесок именно потому, что Кролик был сыном ее товарки по больнице, и ему она поверила, что там плачет ребенок. А там Бугорок ударил ее сзади по голове и, оглушенную, изнасиловал. И если бы она оставалась без сознания, Кролику, может быть, удалось бы уговорить Бугорка оставить ее и уйти. Но она открыла мутные глаза и пробормотала: «Димка… ты же еще маленький… зачем ты…» И он испугался, что она обо всем расскажет матери. Бугорок подумал о том же. Катерина не просила пожалеть ее, она только улыбалась, и им показалось, что она угрожает этой улыбкой. «Не смейся, не смейся!» – выкрикнул тогда Бугорок и сначала ударил ее ногой в лицо, а потом стал бить зонтиком, который вывалился из ее сумки. Диме этот зонтик показался знакомым, да еще и Катерина выдавила с кровью, пузырящейся во рту: «Передай зонт матери…»

Может быть, она тогда сошла с ума, перед смертью, оттого и улыбалась? Потом глаза ее вдруг наполнились слезами, как будто она вспомнила о чем-то, что тяжелее смерти, и это было так страшно, что Кролик ничком упал в траву и не то потерял сознание, не то сам умер от страха… Но нет, он скоро очнулся и увидел, как Бугорок этим же зонтиком пытается перевернуть тело Катерины. А потом Бугорок ткнул в бок Димку и приказал встать, нарезать кочек за релкой и принести сюда. Глаза у Бугорка были такие, что Кролик понял: если он не подчинится, Бугорок и его забьет насмерть, сам нарежет кочек и запрячет его под них вместе с Катериной… И Кролик покорно таскал кочки, а Бугорок внимательно наблюдал за его работой и так держал зонт с окровавленной ручкой, как будто это был заржавленный револьвер.

Потом, когда труп уже был завален, Бугорок необычайно оживился, сделался весел и болтлив. Он со смехом растолкал спящего в кустах Юрку Степцова и, вручив ему зонтик, рукоятку которого кое-как обтер о