глазела по сторонам и ненароком обратила внимание на толстенького, приземистого мужчину лет сорока, который сновал туда-сюда вдоль очереди пассажиров, внимательно присматриваясь к их багажу. С таким деловым видом – и одновременно как бы невзначай – обычно прохаживаются сотрудники службы безопасности аэропорта. Однако этот человек был слишком суетлив. Вдруг он так стремительно бросился к высоченному негру с перегруженной багажной тележкой, что даже поскользнулся и упал на колени. Любезные французы, а может, и не французы, стоявшие рядом, помогли ему подняться, а негр тем временем покатил свою тележку к освободившейся стойке регистратора.
«Интересно, куда он летит? – подумала Алёна, рассеянно глядя, как негр ставит на весы три чемодана, две сумки и два черных пластиковых пакета, точно таких же, как тот, в котором она везла свою картину. – В Кейптаун? В Лондон? Что же можно везти из Парижа в Кейптаун и Лондон в таком количестве?! Нет, наверное, он направляется в Москву или в Киев. А что делать негру в Москве или в Киеве? Да мало ли… Работать подрядился, к примеру. Или, очень может быть, у него там русская или украинская жена, вот и везет французские подарочки».
Подумав так, наша героиня тихонько хмыкнула, ибо словосочетание «французские подарочки» было также и эвфемизмом, который вызвал у нее в памяти другой эвфемизм – «изделие номер два». Полезность сего изделия Алёна, конечно, признавала, но сама его терпеть не могла и старалась избегать контакта с ним. Может, кстати, ее кавалеры так любили секс с ней именно потому, что никаких преград в нем не было.
Нет, ну в самом деле, безопасность безопасностью, но насколько же теряется острота и нежность ощущений при соблюдении всех ее норм! Что тут можно сказать? Если бы люди не блудодействовали на стороне, а любили только своих официальных половинок, они могли бы вообще забыть про изделие номер два. Ах да, часто же еще предохраняются от ненужного зачатия… Но ведь существуют и другие способы контрацепции, гораздо более щадящие в смысле сохранения приятностей чистого, незащищенного, открытого и доверительного секса!
Мысли Алёны самым естественным образом свернули на стезю, выражаясь фигурально, порока. И было бы странно, если бы этого не произошло, честное слово. Поскольку, с ее точки зрения, данный порок был самый приятный в мире. Конечно, кто-то может с ней не согласиться и назвать массу других, но… Тут уж каждому свое. Или, как поется в песне группы «Ленинград»: «Лично я бухаю, а кто-то колется».
Мысли Алёны, словно расшалившиеся кузнечики, вновь скакнули к человеку, который продолжал шнырять вокруг пассажиров, ожидающих регистрации. «А может, дядька, как специально натасканная собака, вынюхивает наркотики? Или, к примеру, взрывчатку. Хотя нет, вид у него какой-то подозрительный. Эти усы, хищный профиль, взгляд исподлобья… Такой как раз сам может взрывчатку подложить. На исламского террориста он мало похож, а вот на корсиканского – очень даже!»
Для тех, кто не знает: Front de Liberation Nationale de la Corse, Национальный Свободный фронт Корсики, – очень серьезный гвоздь в сапоге французов. Он требует признания «народа Корсики» (по французским законам все граждане страны считаются французами) и отделения от Франции. В подкрепление своих требований корсиканцы порой устраивают весьма нешуточные теракты. Эхо их, насколько знала Алёна, докатилось однажды даже до Муляна![6]
Правда, это произошло еще до того, как наша писательница начала ездить в «криминальную деревню», о чем она отчаянно жалела. Как же, «ушел на сторону» такой материал для романчиков-детективчиков! Мало ей было собственных приключений, бедолаге, так она еще что-то норовила накликать на свою голову…
Хоть, как пишут газеты, террористы Корсики теперь все больше ведут междоусобные войны, деля сферы влияния на рынке торговли наркотиками, все-таки вид у «шнырялы» был и в самом деле подозрительный, что в конце концов привлекло внимание секьюрити. К мужчине подошли двое полицейских и вежливо, но непреклонно начали что-то говорить, почти незаметно оттесняя его от очереди.
«А может, он вовсе даже не террорист, а просто-напросто воришка, и уже присмотрел себе богатую добычу», – подумала Алёна, провожая глазами «шнырялу», который явно не хотел уходить, все оглядывался, бросая алчные взгляды на тележки с багажом.
Но тут подошла ее очередь регистрироваться, и «корсиканец-террорист-воришка» был забыт.
Алёна сдала в багаж чемодан, оставила только сумку, висевшую через плечо, и картину, которую она перед выходом из дома для пущей сохранности поместила еще в один пакет, столь же внушительных размеров, как и «родной» черный, но только белого цвета, с витиеватой надписью «Galeries Lafayette», от которой у любой женщины начинает быстрее биться сердце, и направилась к стойкам паспортного контроля. Но тут взгляд ее упал на указатель с сакраментальными фигурками, женской и мужской, и Алёна свернула в том направлении. Попросту говоря, решила зайти в туалет.
Почти все туалеты в секторе Е2, особенно на территории посадочных залов, захованы в каких-то закоулках, к которым надо пробираться окольными путями. Наверное, сделано так из эстетических соображений, но для пассажиров их местонахождение вряд ли удобно. Поэтому Алёна решила воспользоваться случаем и посетить туалет, до которого надо идти не через пять, к примеру, коридоров, а всего через два. И, едва свернув в первый, она снова увидела «корсиканца». Тот стоял у стенки и что-то горячо втолковывал худому человеку, который слушал его, сгибаясь почему-то в три погибели и пряча лицо в воротник белой куртки.
Приблизившись, Алёна услышала, как «корсиканец» воскликнул зло:
– Сам все это устроил, вот теперь иди и ищи сам!
– Да как? – столь же зло пробурчал человек в белой куртке. – Меня сразу в полицию заберут! Что я могу сделать?
– Делай что хочешь, но хоть что-то делай! – рявкнул «корсиканец». – Не стой здесь!
Он оттолкнул человека в белой куртке от стенки, и Алёна мельком увидела его лицо… с подбитыми глазами. Немудрено, что худой боится полиции! С такими синяками у него просто уголовно наказуемый вид!
Заметив, что кто-то идет, человек в белой куртке поспешно отвернулся к стене, а Алёна, которая не любила ставить людей в неловкое положение, прошмыгнула в туалет.
Когда она вышла, ни «корсиканца», ни его избитого сотоварища в коридоре уже не было. Видимо, ушли делать свои загадочные подозрительные дела. Вернее, делишки.
Впрочем, наверное, ничего в них подозрительного на самом деле не было, ведь отпустили же полицейские «корсиканца». Конечно же, Алёна просто напридумывала на его счет. Как будто своих забот ей не хватает! К примеру, вспомнилось, что, мельком глянув в зеркало, она только что убедилась: гладкая прическа с заколкой не идет ей просто клинически, делает ее сущей уродиной. Наша героиня уже совсем было вознамерилась вынуть заколку, вернуться в туалет и смочить волосы, чтобы они завились привычными кудряшками, но спохватилась – идти по аэропорту с мокрой головой как-то… ну, мягко говоря, неавантажно.
Убеждая себя в том, что просто свет был неудачный, слишком уж неоновый, мертвенный и потому мертвящий, Алёна поспешила дальше. По пути она зацепилась за чью-то багажную тележку, брошенную посреди зала, и порвала пакет «Galeries Lafayette». Пришлось со вздохом глубокой печали снять его и дальше нести картину только в черном, непрезентабельном. Да шут бы с ней, с непрезентабельностью, главное, что защита плохая!
«Ладно, – утешила себя Алёна, – потом двину в «дьюти фри» покупать «Бейлис» и «Мартини» и там попрошу лишний пакет. Или куплю его, на худой конец, если будут жмотиться и даром не дадут».
Надо заметить, что писательница всегда, возвращаясь из Франции, покупала в аэропорту несколько пластиковых бутылочек своего любимого «Бейлиса». Цена по сравнению с российской просто никакая, а пластик везти легче. «Мартини бьянко», к сожалению, еще не додумались производить в пластике, и все равно цены в «дьюти фри» и в российских магазинах – небо и земля!
Алёна прошла цепью очередных коридоров и обнаружила, что, конечно, перед будочками пограничников тоже стоит очередь. Правда, она совсем даже не стоит, а непрерывно движется. И тут Алёна снова увидела человека в белой куртке. Его подбитые глаза на сей раз оказались закрыты огромными солнечными очками, и вид у него теперь сделался весьма пристойный и даже где-то законопослушный. У ног его стоял чемодан, а сам побитый говорил по мобильному телефону. Ну, надо думать, он уже начал делать то, чего хотел от него «корсиканец», и больше по физиономии не схлопочет.
