Нет, это даже не догадка была, а так – шепоток обострившейся интуиции.
Неужели мама что-то узнала об истинном месте его работы? Недаром же она последнее время была такая дерганая!
Ну ладно, узнала. Если так, для нее это страшный удар. Нечто позорное! Она ведь все еще живет душой в советских временах, она еще никак не может въехать в простейшую ситуацию, что деньги не пахнут! Для нее они очень даже пахнут...
Но она ни за что не стала бы посвящать писательницу в такие позорные подробности, касающиеся ее сына. Костя знает маму, она лучше соврет в пользу сына, чем что-то сделает ему во вред.
Значит, информация попала к Алене Ярушкиной-Дмитриевой не от матери. Или... или мать в самом деле что-то сболтнула кому-то, кому очень доверяла. А уж оттуда все стало известно Алене.
Откуда же оттуда?
Вот это вопрос вопросов...
– Эй, ты там уснул, что ли? – послышался в трубке сердитый Анькин голос, и Костя встрепенулся.
– Ань, слушай, ты извини, – сказал он виновато, – я просто задумался. Но сейчас у меня мозги уже сварились, я ни черта не соображаю. Давай завтра на свежую голову все обмозгуем, ладно? Может, пока шефу об этой истории не говорить? А мы завтра всю ситуацию обкашляем, глядишь, и разберемся, так ли все страшно, как кажется. Может, и найдем какие-нибудь ниточки, за которые эту Алену можно дернуть. Понимаешь? А пока, извини, ну ничегошеньки голова не соображает! – И он зевнул без всякой демонстративности – просто потому, что и правда дико хотел спать.
– Ладно, до завтра, – неохотно простилась Аня.
Костя с огромным облегчением отключил телефон и начал было разбирать постель, как вдруг заметил, что все это время машинально сжимал в руке зеленого зайца.
Елы-палы... Он как-то пропустил это мимо ушей, но Анька вроде бы обмолвилась, что писательница стащила в агентстве зайчика! Но вот он, заяц! Костя нашел его в подъезде. Значит, что? Значит, сбежавшая писательница живет в их доме?
Нет, этот вариант отпадает. Костя тут знает всех и каждого – ровно столько лет, сколько проживает на белом свете. И никакая писательница здесь точно не обитает!
Правда, соседка Люська поселилась всего год назад, но если она писательница, то Костя – президент США.
Второй вариант: эта самая Алена Дмитриева, укравшая и потерявшая зайца, была сегодня здесь у кого-то в гостях.
Была... или остается до сих пор? Все, что случилось в агентстве, случилось часа три-четыре назад, не больше. Значит, спрыгнув с балкона, она прямиком ринулась сюда. В этом подъезде у нее живет друг или подруга – настолько близкие, что она чувствует у них себя надежней, чем дома.
Заяц валялся около соседней двери. Не исключено, писательница приходила к соседке. В соседках у Кости с матерью Люська-развалюха. Такая у этой пьянчужки кликуха. Иногда ее просто называют – Развалюха, даже без имени.
Есть такая пословица: скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты. Если писательница такая же пьянь да рвань, как ее подружайка, то беспокоиться не о чем: с этими полубомжихами управиться очень просто. С другой стороны, Анька сказала, что гостья, которая навела столько шороху в агентстве, «дама крутая», то есть прикинута как надо и при деньгах. Вряд ли такая будет водиться с Люськой, которая небось забыла, когда мылась, а уж в квартире у нее – сущее Федорино горе.
Но мало ли что бывает на свете: снимает же у Люськи комнату какой-то мент, почему бы не дружиться с ней писательнице? Может, эта дамочка задумала писать роман о бомжарах, вот и набирается впечатлений? Да уж, можно себе представить, чего она там наберется! Ну это сугубо ее проблемы. Косте куда интереснее знать, она все еще у Люськи или давно оборвалась? Вроде бы когда он проходил мимо дома, все окна были темные. С другой стороны, эта отъехавшая машина... Может, писательница удалилась на ней?
Не исключено...
Ладно, нет смысла ломать голову или рваться к соседке среди ночи: Люська когда спит с бодуна, ее хоть по башке бей топором – не добудишься. Да и неохота сейчас выяснять отношения. К тому же ситуация не кажется ему такой уж безумно пугающей, как Аньке.
Гораздо больше Костю сейчас интересовало другое: как к писательнице вообще попала информация о месте его работы?
Мать спрашивать бесполезно: ни за что не скажет.
Костя задумчиво огляделся, и вдруг взгляд его упал на телефон. Аппарат в его комнате был с определителем номера...
Повинуясь все тому же шепотку интуиции, подошел, нажал нужные клавиши, вызвал на дисплей набиравшиеся вчера номера. В основном они были знакомы – мать звонила своей старой тетке, на работу, в парикмахерскую, в домоуправление... А это что за телефон? 19-50-00?
Незнакомый номер. Чей, интересно?
Не поленился снова включить мобильник, чтобы не беспокоить мать треньканьем, набрал эти самые 19 -50-00 – и только потом спохватился. Сколько времени на часах. Ох, сейчас разбудит кого-то... ох, услышит о себе немало теплых слов... Не бросить ли трубку, пока не поздно?
Гудки, гудки... характерный щелчок, означающий, что включился автоответчик.
– Вы позвонили по телефону доверия, – послышался вкрадчивый мужской голос. – Наша служба психологической поддержки начинает свою работу в семь утра. Перезвоните нам в это время или оставьте свой номер телефона после гудка – и мы обязательно свяжемся с вами, чтобы помочь решить вашу проблему. Всего доброго!
Костя в полном шоке уставился на собственный мобильник, на дисплее которого продолжал светиться этот номер: 19-50-00.
Телефон доверия! Теперь интуиция не шептала, а просто криком кричала! Именно в этом все дело! Мать прознала-таки, где он работает. Переживала так, что не смогла это в себе удержать. Рассказала про сына кому-то на телефоне доверия, а оттуда информация попала к Алене Дмитриевой. К этой пи-са-тель-ни- це...
Ему приходилось слышать историю про тростник, который рассказал всему свету, что у царя Мидаса ослиные уши. Небось тот цирюльник, который шепнул о позорной тайне царя в песчаную ямку, тоже был уверен, что об этом никто и никогда не узнает. Для него это тоже был своеобразный телефон доверия...
Нет, правду говорят: «Сказка ложь, да в ней намек!»
И еще какой намек!
– Ультра-а-а-а!
Алена широко распахнула глаза. За стенкой раздавались крики пьяных баб.
Так... недавно была только одна «голая русалка алкоголя», теперь их собрался целый шалман.
– Ультра-а! Клуб для тех, кто знает успех! – врезался в хор гнусный голос какого-то педика, и опять заскрежетала музыка.
Алена вздохнула. Да это же реклама по радио. За окном по-прежнему темно, ночь на дворе, что же Люська и Леха не сделают радио тише? Небось сами спят мертвым сном, а тут мучайся, внимай воплям!
С другой стороны, это хоть чуть-чуть отвлекает...
– Ультра-а-а!
«Ультра» – ночной клуб на Рождественской. Алена там как-то раз была, еще в пору своих занятий танцами у обворожительного Казановы, который, кроме обучения восторженных дамочек, промышлял выступлениями в таких заведениях. И означенные дамочки собирались в эти клубы полюбоваться на предмет своих вздохов...
Впечатление от «Ультры» осталось самое жуткое, но Алена допускала, что бывают и более кошмарные местечки, например, клуб «Гей, славяне», где собирались всякие ошибки природы. То есть она раньше так думала – что бывает хуже, а сейчас определенно знала, что это слово – «ультра» и клуб с таким названием будут всегда вызывать у нее в сознании неподвижность, беспомощность, бессильную ярость, подавляющий страх, боль в затекшем теле, остановившееся, затаившееся, превратившееся в лютого врага время...