четвертого, в то время как Поляков, по самым скромным визуальным прикидкам, едва вмещался в пятьдесят шестой размер. Воропаев подумал, что, наверное, Казимир Поляков уже в детстве казался подкидышем- кукушонком рядом с упитанным, пушистым утенком – своим братом Валентином.
– Странное у вас имя, – сказал Воропаев, когда знакомился с Поляковым-прокурором.
Тот высокомерно сообщил, что его родители свято почитали свои польские корни (уверены были в правдивости фамилии, хотя скорее всего были какими-нибудь белорусскими крестьянами, принадлежащими барину-поляку) и старшего сына называли Казимиром, дочь – Ядвигой, ну а Валентина в доме величали исключительно на шляхетский манер Валентайном.
Воропаев только головой покачал, глядя на четырехугольного матерщинника и взяточника Валентайна. Воистину, чудны дела твои, господи!
Означенный Валентайн не погрешил против истины, когда предупредил Воропаева, что брат едва ли захочет помочь ему выпутаться из беды. Однако Воропаев и сам был не лыком шит, а потому и приготовился выложить такую несусветную сумму за пустячную, в общем-то, информацию. Деньги лишними никогда не бывают, а русскому человеку (даже с польским именем) вечно не хватает для счастья каких-нибудь ста рублей... или пяти тысяч долларов. Именно пяти тысяч и не хватало Казимиру для покупки квартиры недавно женившемуся сыну. Поэтому он готов был на небольшое время наступить на горло принципам и сообщить все, что знал по делу Царегородского и прочих, – вернее, все, что не вошло в протоколы. Беда только, что знал Казимир Поляков не больно-то много. А точнее – вообще ничего.
Да, он подтвердил факт анонимного звонка. То есть неизвестный журналист ничего не выдумал: заложил группу Царегородского—Счастливцева фактически не стрелок Карасев, а некто неведомый. Вопрос, конечно, интересный, откуда к газетчику попала совершенно закрытая информация. Видимо, продал за немалые деньги тот, кто этот звонок принимал и записывал информацию. А может, ребята из следственной бригады прокололись – увы, таких было немало, готовых сделать маленький бизнес на служебной тайне! Но за руку никто схвачен не был, так что вполне возможно, информация попала к неизвестному журналисту другим путем. Короче, задачка со сплошными неизвестными. И неизвестно, что с этими неизвестными делать, чтобы ответ получить.
Тупик, словом.
– Я прекрасно понимаю, – с типичным польским гонором провозгласил Казимир, – что на данный момент ничем вам не помог. И мои услуги... – Он замялся, и Воропаеву почудилось, что «уродзоный шляхтич» сейчас произнесет с шипящим акцентом: «Как это будет по-русски?» – Мои услуги информатора пока не могут быть высоко оплачены. Но я все-таки кое-что для вас сделал, достойное вознаграждения.
Он вынул из нагрудного кармана и положил на стол обычный почтовый конверт, в котором лежало что- то плоское и твердое.
– Это кассета, на которую я, после некоторых усилий, переписал голос анонимного доносителя, – произнес Казимир суровым прокурорским тоном, и с каждым словом речь его становилась все суше, все официальнее. – Фоном для голоса служат характерные шумы: шум включаемых двигателей, прерывистое движение автомобилей, отдаленные голоса, шум льющейся жидкости. Из всей этой какофонии наши эксперты и сделали вывод, что звонок производился непосредственно с АЗС. Но тут они совершили ошибку, допустив, что звонивший принадлежит к числу обслуги станции. В ходе следствия проводились аудиоэксперименты со всеми работниками бензоколонки Счастливцева – той, которая находилась на Красноугольной и откуда, вероятнее всего, и поступил звонок. Идентифицировать голос не удалось. Возможно, звонивший изменил тембр, придал ему ту нарочитую хрипотцу, которая является его основной приметой. Однако не исключено, что анонимщик говорил своим обычным голосом. И это означает, что звонил человек случайный. Очень может быть, один из клиентов Счастливцева, который ненароком сделался свидетелем поставки крупной партии товара, или услышал обрывок какого-то разговора, который навел его на след, или просто сделал выводы, основываясь на неких предположениях, – и попал в десятку.
Воропаев передал кассету Полякову-младшему. Тот вставил ее в магнитолу. Казимир только головой покачал при виде покорности, с которой злосчастный Валентайн исполнял все приказания этого странного, загадочного господина. Или Казимир ничего не понимал в людях, или братец так старался не только из-за какого-то там пустячного компромата. Валька всегда был падок на деньги, а этот господин Воропаев, чувствуется, из тех, для кого деньги – не цель, а средство. Средство для достижения цели. В данном конкретном случае его цель – найти анонимщика, и, если по-умному повести дело, из него можно немало выкачать. Хорошо, если бы не все досталось этому глупцу Вальке.
Лицо Воропаева окаменело, когда зазвучал этот голос:
– Если приедете на АЗС на углу Деловой и Красноугольной, увидите много интересного. У меня создалось впечатление, что господин Счастливцев не первый раз качает из чужого кармана. Во всяком случае, «КамАЗ» номер В 516 АО-52 с прицепом номер АА 1736-52 я тут уже не первый раз встречаю. Как правило, он приезжает рано утром, в то же время, что сейчас. Шофер всегда один и тот же, вид помятый и подозрительный. Как только он приезжает, хозяин сам, лично, подписывает бумаги, принимает товар, никого близко не подпускает. В другое время этим спокойно занимается обслуга. Кстати, всегда одновременно с «КамАЗом» подъезжает побитый «Москвич», водителем которого является некий мужичок с веснушками. Ему господин Счастливцев выносит полиэтиленовый пакет, похоже, с денежными упаковками. Как, еще не впечатляет? Ну тогда сами приезжайте, сами все проверьте и удостоверьтесь. Остаюсь – законопослушный гражданин...
Воропаев поставил пленку на перемотку. Казимир уже решил, что он хочет прослушать донос вторично, однако ему, по всему было видно, хватило одного раза. Какое-то время он помолчал, потом поднял на Казимира мрачные, непроницаемые глаза:
– И каково ваше мнение?
– О голосе? О его обладателе, вернее?
– Разумеется!
– Строй речи, манера говорить выдают человека образованного, как раньше принято было выражаться, интеллигентного. При этом он равно свободно владеет как литературной, так и разговорной лексикой. Сразу видно, человек привык общаться с самыми разными языковыми пластами. Знаете, какой вывод напрашивается сразу?
– Знаю.
Воропаев бросил короткое словцо, точно выстрелил.
– Похоже, мы понимаем друг друга, – кивнул Казимир, который с удовольствием понял по выражению этого лица, что Воропаев и в самом деле сделал тот же вывод, что и он. – Жаль, очень жаль, что вам так и не удалось найти автора той статьи...
– Да, возможно, тогда все мои проблемы разом решились бы, – вздохнул Воропаев мечтательно.
– А может, он тебе бы ничего и не сказал, этот журналист, – проворчал Валька Поляков. – Они знаешь как свято хранят тайну своих информаторов? Я вон у Чейза читал или еще у кого-то, не помню...
– Вы его простите, – Казимир похлопал брата по плечу и виновато глянул на Воропаева. – Кто-то думает, кто-то – делает. Вот Валентайн у нас из вторых, из чернорабочих. Зато если он что-то делает, то делает это хорошо.
– Знаю и ценю, – кивнул Воропаев. – Надеюсь, я еще не раз использую практические навыки вашего брата.
Поляков-младший сердито сбросил с плеча руку Казимира:
– О чем это вы болтаете, в толк не возьму? И, главное, будто меня здесь нету!
– Извини, Валечка, – тем противным голосом, которым не раз изводил брата в детстве (разумеется, в присутствии матери, которая бережно охраняла своего любимчика Казимира от простодушного задиры Вальки), произнес Поляков-прокурор. – Мы с господином Воропаевым ведем речь о том, что, скорее всего, этому журналисту не было необходимости получать информацию о звонке.
– То есть он все выдумал, что ли? – вскинул брови Поляков-патрульный. – И столько народу ему поверили?! Это он полстране, считай, лапшу на уши навешал, ведь его куча газет перепечатала!
– Ничего он не выдумал, – угрюмо пояснил Воропаев. – Скорей всего, этот журналист и есть наш анонимщик. Понятно?
– А толку-то, что понятно? – резонно спросил Валентайн. – Как не было к нему подходов, так и сейчас
