Великокняжеский сан невидимым барьером отгородил его от прочих людей, от свойственных им забот и радостей. Воспитанный без родительской ласки, будучи постоянно унижаем боярами, рвавшимися к власти, юноша рос замкнутым, неуверенным в себе, в своих силах. Неудивительно, что впервые проснувшееся в нём чувство было столь сильным и ярким.
Настя, казалось, почувствовала на себе пристальный взгляд Ивана. Едва заметно повернула она свою голову и, увидев его, слабо улыбнулась. Эта улыбка, увиденная только им одним, вызвала бурю в его душе. Он не заметил, как кончилась заутреня и все стали покидать церковь.
— Пора и нам идти, государь, — с улыбкой напомнил Фёдор Овчина — вижу, по душе пришлась тебе Настенька Захарьина.
Иван крепко сжал его руку.
— Лучше её нет никого на свете!
ГЛАВА 6
В укромном месте, где санный путь из Мордовского Арземасова городища на Нижний Новгород спускается вниз и подходит к кромке старого бора, затаились разбойнички.
— Может, сегодня повезёт — пошлёт Господь нам обоз с винцом, — размечтался Филя, — давно мы не веселились.
— Ты бы, Филя, поведал нам небывальщину, уж больно складно у тебя получается, — попросил Олекса.
— Расскажу, словно бисер рассажу….
— А ну никшни! — приказал Елфим. Ватажники ещё глубже вдавились в сугроб. Вдали послышался конский топот. Вскоре на гору выметнулось трое всадников в красных кафтанах, поверх которых были надеты для тепла стёганые душегреи с короткими рукавами. Вот они стали спускаться с горы.
— А ну, Кудеяр, проведай, куда эти люди путь правят?
Кудеяр поглубже надвинул на голову рваную шапку, запахнулся в дырявый зипунишко и, согнувшись, словно старец, неуверенной походкой вышел на дорогу.
— Эй, старик, уйди от греха с пути! — крикнул ему чернобородый всадник.
Кудеяр сделал вид, будто освобождает дорогу, но в самый последний момент нарочно поскользнулся на санном следу и как бы невзначай ухватился за стремя. Лошадь остановилась. Тотчас же из леса выскочили ватажники, окружили всадников, стащили их с коней.
— Куда поспешаете? — спросил Кудеяр чернобородого.
— Не твоего ума дело, старец! — хмуро ответил тот, озираясь по сторонам.
— Да какой же я старец? — Кудеяр стащил с головы шапку; тёмные вьющиеся волосы упали на лоб, задорная улыбка озарила молодое красивое лицо.
— Свят, свят, свят, — пробормотал чернобородый, поспешно крестясь. — Не иначе как оборотень объявился!
— Какой же он оборотень, коли крест на шее носит! — рассмеялся Филя. — Ты, дядя, не упорствуй лучше, а говори толком, о чём тебя спрашивают.
— Из Москвы мы, везём великокняжескую грамоту нижегородским боярам.
— О чём та грамота?
— Великий князь Иван Васильевич жениться удумал, вот и требует в своей грамоте от бояр везти напоказ наместникам своих дочерей-девок.
— Давай сюда грамоту!
Чернобородый замялся.
— А ну живо, не то обреем твои кудри вместе с головой! — пригрозил Елфим.
Гонец со вздохом достал из-за пазухи великокняжескую грамоту.
— А теперь разболокайтесь!
— Не губите нас, люди добрые, детушки у нас дома малые! — Чернобородый встал на колени.
— Кудеяр, Филя и Олекса пусть тоже разоболокаются.
Друзья, не мешкая, сбросили ветхую одежонку, бросили её гонцам. Те, поняв, что их пощадили, быстро разделись.
— Мы сами отвезём эту грамоту боярам, — обратился Елфим к чернобородому, — а вы поспешайте назад, не то худо вам будет.
Ватажники громко захохотали, заулюлюкали вслед затрусившим в гору гонцам. Кудеяр, Олекса и Филя нарядились в их одежду, сели на коней.
— Ну как, похожи мы на великокняжеских гонцов?
— Похожи, похожи!
— К кому повезём грамоту?
— К Плакиде Иванову, — предложил Ичалка, — уж больно у него девица хороша, в самый раз для великого князя.
Все так и покатились со смеху.
— Так тому и быть, — согласился Кудеяр, — вы ждите здесь купеческий обоз, а мы поедем в гости к боярину Плакиде. Не подеритесь, когда дуванить[127] почнете. Справитесь без нас?
— Обойдёмся, — ответил Елфим.
Помимо Корнея и Ичалки с ним остались ещё три парня, недавно прибившиеся к их ватаге.
Плакида Иванов, напарившись в бане, бражничал вместе с приказчиком Нестором.
— У нас тут житьё вольготное, — вслух размышлял боярин, — сами себе хозяева. А в Москве — был я там летось — не жизнь, а морока. Грызутся между собой бояре, удержу нет. Как загрызут кого, у того великий князь вотчину на себя отписывает. А уж греха-то, греха-то сколько везде, ну прямо-таки содом! От шума звон в ушах стоит, никакого тебе благочестия!
Нестор, потягивая из ковша брагу, согласно кивал головой.
— У нас одно плохо, — продолжал Плакида, — по лесам лихих людей развелось немало, отчего приходится всё время быть настороже. Поблизости шайка Елфима озорует, не приведи, Господи, к нам нагрянет.
— К нам не нагрянет, потому как стража у нас надёжная. Сам каждую ночь проверяю воротника. Раньше, случалось, сторожа ночью засыпали. Так я проучил их как следует, надолго запомнили.
— Ценю твою службу, Нестор, сам видишь, держу тебя в приближении, никому так не доверяю, как тебе.
В горницу вбежал воротник Маркел.
— Беда, боярин-батюшка, гонцы великого князя пожаловали!
— Гонцы, говоришь, из Москвы прибыли? Чего это от меня государю надобно?
Двери распахнулись, в горницу вошли Кудеяр, Олекса и Филя.
— Здравствуй, боярин.
— Спаси вас Бог, люди добрые, кто вы такие да чем пожаловали?
— Мы гонцы великого князя Ивана Васильевича, привезли тебе от него грамоту.
— Вот радость-то какая! — Плакида подобострастно улыбнулся. — Где же та грамота?
— Вот она.
Боярин долго рассматривал великокняжескую печать.
— Вижу — истинная та грамота, только вот стар я стал, глаза совсем ничего не видят, так ты уж прочти мне, добрый молодец, чего хочет от меня государь.
Кудеяр с важным видом произнёс:
— Когда к тебе, боярин Плакида, эта грамота придёт, то ты ни под каким видом свою дочь Агриппину не таи, а вези в Нижний Новгород к наместнику на смотрины невест. Если же ты свою дочь-девку утаишь, то быть тебе от меня в большой опале и казни.
