Козельском уже пять дней, не предприняв ни одной попытки для штурма.
Бату-хан сидел на белой кошме в своем шатре и яростно отчитывал Гуюк-хана, не стесняясь выражений и не скрывая своей давней неприязни к нему. Эти двое давно ненавидели друг друга, с той поры как при загадочных обстоятельствах был убит на охоте старший сын Чингис-хана Джучи, отец Бату. По слухам, к этому были причастны младшие братья Джучи, которые нашептали своему отцу, будто их старший брат составил заговор с целью отнять у своего великого отца верховную власть над монгольскими племенами. Сильнее всех наушничал отцу на старшего брата Угэдей, отец Гуюк-хана. Скорее всего Джучи был убит по тайному приказу Чингис-хана после того, как тот не явился в отцовскую ставку для дачи объяснений. Доказательством этого послужило то обстоятельство, что расследование смерти Джучи при жизни Чингис- хана так и не было проведено.
После смерти Чингис-хана по его завещанию верховным каганом обширной монгольской державы стал Угэдей. Благодаря этому возвысились и сыновья Угэдея, Гуюк-хан и Кадан. Поскольку на курултае было решено оказать помощь Бату для завоевания западных стран, которые должны были войти в его улус, Гуюк-хан и Кадан поступили под начало Бату вместе с девятью другими царевичами Чингисидами. Склоняя голову перед Бату, Гуюк-хан и Кадан в душе ненавидели его, считая, что у них больше прав на верховное главенство в этом походе, как у сыновей великого кагана.
Бату-хану вскоре должно было исполниться тридцать три года. Он был старше Гуюк-хана на два года и старше Кадана на четыре года. Прекрасно зная про честолюбивые амбиции своих двоюродных братьев, про их тайные козни у него за спиной, Бату-хан опирался в этом зимнем походе на Русь прежде всего на своих верных полководцев Субудая и Бурундая, а также на четверых родных братьев.
Во внешности Бату-хана было больше сходства с его матерью-китаянкой, нежели с отцом-монголом. Бату-хан был невысок ростом и довольно тщедушен телом, любую непогоду и походные трудности он переносил с трудом, поскольку был подвержен частым простудам, страдал болями в желудке и спине. При нем постоянно находились лекари-китайцы, массажисты и знахари. Причем, принимая целебные снадобья от врачей, Бату сначала давал их пробовать своим слугам. Своей жестокостью Бату уродился в отца, а недоверием и подозрительностью он пошел в деда. Одевался Бату-хан чаще в китайские одежды, нежели в монгольские. Свои длинные волосы Бату-хан также укладывал по китайской моде, подражая в этом китайским императорам, из рода которых происходила его мать. Бату-хан был единственным среди внуков Чингис-хана, кто неплохо говорил по-китайски.
Гуюк-хан в отличие от Бату-хана был кряжист и широкоплеч, так как в нем текла степная монгольская кровь как со стороны отца, так и со стороны матери. Гуюк-хан ни в чем не стремился подражать китайцам, гордясь своим монгольским происхождением и тем, что войска его деда в свое время сокрушили китайскую державу Цзинь. Штаны и чапан на Гуюк-хане всегда были монгольского покроя, как и его обувь. Черная густая шевелюра на голове Гуюк-хана была выбрита по краям в виде двух залысин, спереди на его низкий лоб свешивалась узкая, ровно подстриженная челка. Сзади длинные волосы ниспадали на спину, как грива степного коня.
Зная, как ревностно относится Бату-хан к точному выполнению своих приказов, Гуюк-хан в разговоре с ним сумел выгородить себя, обвинив в дезертирстве найманов, мангутов, буирских унгиратов и прочих степняков, отряды которых проходили мимо Козельска, не горя желанием осаждать этот город.
«Мои воины готовятся к штурму, повелитель, – склонив голову, молвил Гуюк-хан. – Китайцы и их слуги вовсю строят камнеметы, без которых никак не обойтись при осаде Кизель-Иске. Этот град урусов очень неприступен. Также нужно соорудить много длинных лестниц».
Пройдя по становищу Гуюк-хана и увидев воочию приготовления для решительного приступа, Бату-хан смягчился и подобрел. Он пригласил Гуюк-хана и его нойонов на пир в свой шатер. Тут же Бату-хан призвал к себе своих преданных темников Субудая и Бурундая, приказав им во главе двадцати тысяч всадников двинуться вдогонку за теми татарскими отрядами, которые самовольно ушли на юг.
«Привезете мне головы Таян-хана и Бельгутея, – распорядился Бату-хан. – Хану буирских унгиратов нужно отрезать нос за трусость, а Кокечуя надлежит высечь плетьми за то, что он уклонился от битвы с урусами. Пусть мои кешиктены зорко следят за тем, чтобы ни один монгол не повернул коня к югу без моего приказа. Мои доблестные тумены взяли огромный град Ульдемир, так неужели небольшой городок Кизель- Иске устоит перед моим войском!»
Монгольская гвардия, созданная Чингис-ханом, называлась кешик. Отсюда воины-гвардейцы назывались кешиктенами. Все царевичи-чингизиды имели в своем распоряжении войска, это укрепляло их власть и способствовало некоторой независимости друг от друга. Однако полным могуществом мог обладать лишь тот из чингизидов, под чьим началом находился отборный конный корпус кешиктенов. Перед походом на Запад великий каган Угэдей передал кешиктенов Бату-хану, тем самым поставив сына Джучи выше своих сыновей и всех прочих царевичей Чингисидов.
Пребывая в неволе у татар, Матвей Цыба был постоянно голоден, он страдал от холода, тяжелой работы и грубого обращения. Вдобавок боярин никак не мог вникнуть в татарскую речь, у него не получалось запомнить ни фразу, ни слово из этого чужого степного наречия. За это Матвею Цыбе тоже изрядно доставалось от его хозяина и хозяйских жен. Даже татарские слуги ставили себя выше рабов-русичей, выказывая им свое пренебрежение и превосходство. У татар, как и у русичей, существовало деление на знатных людей, простолюдинов и рабов. Знатные монголы назывались нойонами, простой воин назывался по-монгольски чэриг, для раба существовал термин – богол. Все зависимые люди нойона или хана объединялись под названием «унаган богол», то есть это были своего рода крепостные, обязанные следовать за своим господином куда угодно.
Выделение уделов у монгольской знати основывалось на том, что государство – улус ирген – является достоянием всего рода Чингис-хана, который и создал великую монгольскую державу. Все племена и народы, вошедшие в состав империи Чингис-хана, становятся унаган богол его рода. Власть рода Чингис- хана над завоеванными землями выражается в том, что один из Чингисидов становится каганом, повелевающим всей империей, избираемым на совете-курултае. Прочие члены рода признаются царевичами, каждый из которых имеет право на отдельный улус.
Улусом монголы называют объединение родов и племен, зависимое от хана или нойона. Территория кочевок улуса называется по-тюркски – юрт, а по-монгольски – нутуг.
Впрочем, очень скоро Матвей Цыба сообразил, что татарское войско не отличается однородностью, под его знаменами были собраны отряды из множества различных кочевых племен. При этом тюркоязычные племена находились в подчинении у монголов, которые сами делились на племена и колена, между которыми существовала определенная иерархия.
Воины, пленившие Матвея Цыбу, происходили из племени найманов, язык которых заметно отличался от наречия монголов. В отличие от язычников-монголов найманы исповедовали христианство несторианского толка. Знамя найманов представляло собой красное полотнище, в центре которого красовался черный крест, замкнутый в круге. Матвей Цыба стал собственностью дархана Сэнгуна, который предводительствовал над тысячей воинов. Дочь Матвея Цыбы угодила в наложницы к вождю найманов, к самому Таян-хану.
Войско и обозы найманов изо дня в день продвигались на юг, следуя вдоль Оки к ее верховьям, уходившим к лесостепной границе.
На переходах Матвей Цыба помогал татарским пастухам перегонять стада коров и отары овец. Ему было забавно смотреть на низкорослых и резвых степных коров буро-рыжей масти, от которых молока было, как от козы, но зато эти коровы были очень неприхотливы и сами добывали сухую траву из-под снега.
Однажды утром, когда стан найманов был еще объят сном, с севера примчались всадники-монголы в железных и кожаных панцирях, в круглых металлических шлемах, с круглыми щитами и длинными копьями. На желтых треугольных знаменах монголов было изображение черного летящего сокола. Монгольских конников было очень много, они окружили становище найманов со всех сторон.
Матвей Цыба, выскочивший из юрты вместе с прочими русскими невольниками, услышавшими шум и топот копыт, с изумлением увидел, как монгольские воины грубо выволокли из шатра полуголого Таян-хана. Вождя найманов поставили на колени, затем старый одноглазый монгольский военачальник жестом велел палачу отсечь тому голову. Кривоногий узкоглазый палач взмахнул секирой – и в следующий миг голова Таян-хана покатилась по мерзлой земле.
«Ну и дела! – подумал пораженный Матвей Цыба. – Видать, найманский хан насолил самому Батыю, за что и поплатился головой! Что ж, поделом Таян-хану, это ему возмездие за то, что он мучил мою дочь!»
