«Мерс» уходил, Олег догонял. Машин на дороге было досадно много, приходилось вилять и петлять, то и дело перестраиваться в другой ряд, выискивать дырку между впереди идущими авто и вписываться, втираться между. Олег уже кого-то подрезал пару раз, и едва успел проскочить за неугомонным «Мерсом» прямо перед носом здоровенной бетономешалки.
Это было ни с чем не сравнимое чувство удачи на крайнем пике опасности, когда вдруг понимаешь, что ты не просто везунчик, ты — настоящий бог!..
Что?! Проскочил?! Неужели проскочил?! Чудо! Действительно — чудо!.. Теперь еще проскочим…
Усталость прошла. Огни машин плясали в глазах, сливаясь в одну яркую разноцветную ленту. Олегу казалось, что он поймал кураж…
И вдруг обнаружил, что водитель «Мерса» мухлюет: он свернул вправо с основной дороги на боковую, въехал на бордюр и помчался по широкой и пустой пешеходной дорожке! Предоставив Олегу с его «Хондой» объезжать неповоротливые грузовики и легковушки, заполонившие трассу.
Ну, нет! Так дело не пойдет!
В диком азарте Олег вывернул руль вправо до отказа, едва не задев заднюю фару какого-то некстати подвернувшегося «Ниссана».
Сейчас, сейчас я его сделаю…
На пустой и свободной дороге Олег выжал полный газ. Ускорение резко бросило его назад, он откинулся и крепче вцепился в руль. Почуяв простор и свободу, «Хонда» сама отчаянно рвалась в бой — это было как полет… Настоящий полет. Но что это? Как будто что-то летит рядом с ним. Что-то темное… Рядом… или… навстречу?
Он услышал позади вскрик и глухой стук, но ничего не понял.
Красного «Мерседеса» впереди уже не было.
Странно, до сих пор ему казалось, что дорога отлично просматривается на километры вперед… Красного «Мерседеса» не было ни впереди, ни слева, ни справа… Зато что-то стремительно нарастало со стороны лобового стекла… Что-то темное, шевелящееся… Перед глазами мелькнули чьи-то выпученные глаза и рот в беззвучном крике, но Олегу показалось, что отвратительный сухой хруст костей он услышал еще до столкновения. Потом машина вошла в пике — его резко дернуло и прижало ремнем так, что перебило дыхание.
Переворачиваясь вместе с «Хондой», он успел увидеть, как передний бампер влетает в стекло и сверкающие брызги осколков, словно звездный ливень, роятся у самых глаз… Это было последнее, что он видел в своей жизни.
Прошло десять долгих мучительных месяцев, прежде чем его мысли перестали, наконец, путаться и вилять. Теперь он все время чувствовал себя усталым, смертельно усталым. В глазах стояла нескончаемая тьма — он потерял оба глаза в аварии, и позвоночник был переломан в трех местах. Но сознание прояснилось окончательно, и он сумел вспомнить даже то, что, как думали врачи, помнить не мог: разговоры гаишников, которые они вели над его бесчувственным телом в ожидании спасательной бригады с автогеном.
— Прикинь, Семенов? — говорил мордатый мент с пышными усами другому, безусому. — Опять красный «Мерседес»! Сколько уже здесь народу побилось…
— Откуда знаешь? — не верил безусый.
— Мне Кирюха сказал. Говорит, когда их наряд подъехал к остановке: кошмар, сколько этот козел народу подавил — человек семь, не меньше! Кирюха смотрит: а эта гнида вроде как шевелится там… Подскочил в сердцах, думал: ну щас съезжу мерзавцу между глаз до кучи. Надо же: скоко народу перекалечил, а сам цел! Только когда подошел, увидел, как у того глаза порезаны и сам стонет: «Красный «Мерс», красный «Мерс»»… ну как попка бестолковый. Кирюха и махнул рукой на него. Да тут и скорая подъехала — не до того.
— Значит, снова Рома Копытин шалит? — полуутвердительно спросил безусый и глухо закашлялся.
— Точно. Нет окаянному угомона… Ребята радовались, когда он гробанулся — думали, все: не будет больше гонок и аварий. Не станет без него местная шелупонь выкаблучивать на дороге… А он — на тебе, какой злостный оказался! После смерти — и то буянит… По-прежнему первый на трассе! — И тут мент засмеялся.
Впрочем, смеялся он так чудовищно громко, что Олег засомневался — точно ли это мент смеется?
Скорее это был кто-то другой.
Усидчивый
Что любят работодатели в своих работниках? Это — на вкус и цвет… Кто-то ум ценит; кто-то — профессионализм. Кто-то — дельность. Кто-то даже инициативу!
Но больше всего…
Пусть представит себе работодатель работника Усидчивого. Который раньше всех на работу приходит. Как в комнату ни заскочи — он уже там, уже под начальственной рукой, в полной всегдаготовности. Обед — не его стихия. Жертвуя любимой работе и сердце, и желудок, он так, бутербродом за экраном закусит, чайком-кофейком на клавиатуре перебьется. Усидчивый всегда на месте, на телефоне, за столом, у руля, на хозяйстве, бдит. И когда он домой уходит — никто не знает, потому что уходит он позже даже вахтера — отчаянного выпивохи, для которого возвращение домой, под надзор жены и семьи, приравнено к насильственному помещению в вытрезвитель, и потому совершенно нежелательно. Вахтер- выпивоха домой не рвется, в родные пенаты не стремится, и чтоб такого на работе пересидеть, это какое же надо иметь седалище и терпение! А Усидчивый — ничего, справляется.
Такая усидчивость в глазах работодателя практически равна святости, искупающей любые грехи.
Усидчивый всегда любим начальством. Иногда тайно, иногда явно. Но всегда — искренне, самой неподдельной любовью. И потому такие ценные работники не переводятся ни при каких социальных бурях, кризисах и финансовых потрясениях. В каждом офисе есть свой вариант Усидчивого, разве не так?
С Усидчивыми крайне редко случаются неприятности. Но… бывает и с ними.
В офисном центре на Андроповском проспекте в Москве, в одной небольшой фирме работал всегда угрюмый человек по фамилии Картузов.
Не высокий и не низкий, не особенно толстый, но и не так чтобы худой, бездетный, неженатый, никуда и никогда не привлекавшийся, с вечно бритым желтым лицом, Картузов, по мнению местного офисного планктона, много чего был напрочь лишен (но из всего списка прежде всего следовало бы выделить обаяние).
Зато он был очень усидчивым работником.
Единственная беда: ему постоянно не хватало того, чего единственного у любого человека от природы так много, а именно времени. Картузов и сам то и дело сознавался в этом странном недостатке.
— Помогите, пожалуйста, стол передвинуть, — попросит его, бывало, какая-нибудь новенькая девушка.
— Простите, не имею времени! — буркнет Картузов и отвернется сутулить плечи за монитором.
— Пойдем цветы купим — у бухгалтерши сегодня юбилей? — предложит ему неопытный сотрудник.
— Времени нет, извини! — отказывается Картузов.
— Эй, Картузов! Идем девушек с 8-м марта поздравлять! — позовет Картузова благодушный начальник.
