Мама

Из школы Светлана пошла с Андрюшей и Вадимом. Вадим, пунцовый от негодования, все никак не мог успокоиться.

— Нет, ты скажи, скажи, как у тебя совести хватило и маме, и всем!..

Андрюша, часто моргая, упрямо повторял:

— Да я же тебе говорю: я получил тройку по ариф­метике.

— Ну и что?

— Мама должна была подписать дневник.

— Ну и что?!

— Увидела бы тройку — и расстроилась.

И Светлана и Вадим были сами так расстроены и возмущены, что даже не заметили каламбура.

— И чтоб маму не расстраивать, ты два дня не хо­дил в школу и наврал с три короба? А маму ты как на­пугал — думал ты об этом или не думал?

— Я не думал, что она испугается.

На повороте Андрюша вдруг быстро сказал:

— Я, пожалуй, вперед побегу, маму успокою.

И побежал в свой Заречный переулок. Светлана и Ва­дим засмеялись, глядя ему вслед.

И сразу Светлана стала серьезной. Наврал с три ко­роба, попало ему и еще попадет — все это так. Но вот что печально: почему и мать Андрюшина, и завуч да и она сама, даже директор и лейтенант милиции поверили глупому рассказу? Значит, еще могут бегать по тихим переулкам парни с ножами и нападать на прохожих? Значит, все-таки это не совсем неправдоподобно?

Мысли Вадима, кажется, были схожими.

— Светлана Александровна,— начал он,— а вот если бы мы жили уже при коммунизме, там никаких бандитов уже не может быть, верно? Им не для чего будет грабить и воровать. И даже не это — главное, люди станут дру­гими. Когда это будет? Через двадцать, может быть, че­рез сорок лет? Я, знаете, все размышляю об этом, как бы нам поскорее прийти к коммунизму, я даже статью об этом начал писать, в «Правду».

Вадим приоткрыл свой портфель и вынул голубую общую тетрадь, перелистал ее. Несколько страниц были исписаны почерком небрежным и вдохновенным, не та­ким, как пишут школьные сочинения.

Светлана переспросила с полной серьезностью:

— В «Правду» статью?

— Да, в «Правду». Я знаете что хочу предложить? Нужно написать воззвание ко всем преступникам. Пускай они поймут, что они тормозят, что они мешают...

— Вы думаете, подействует на преступников такое воззвание?

Вадим снова впихивал голубую тетрадку в портфель.

— Вот я вам прочту как-нибудь...

Юношеский баритон, пушок на верхней губе... и в то же время сколько в этом девятикласснике еще совсем по-цыплячьи детского!

— И знаете, Светлана Александровна, что меня ино­гда возмущает? Вот пишет кто-нибудь в газете или там в журнале о чем-нибудь нужном, об очень важном — о воспитании, о будущем всей страны,— и ведь он за это деньги получает?

— А как же ему быть? — удивилась Светлана.— Пи­сатель... ведь это его работа. На что же он будет жить, если ему не будут платить гонорар?

Вадим все-таки не был убежден ее словами.

— Может быть, если действительно профессиональ­ный писатель... Но все-таки некрасиво это... такие боль­шие слова говорить... и вдруг — за деньги! Нет, когда я закончу статью и пошлю ее в редакцию, я так им прямо и напишу: «Гонорар мне не нужен!»

— А что, если вам, Вадим, сначала, для практики, написать воззвание к нашим школьным правонарушите­лям, ко всем грубиянам, лодырям, попытаться на них воз­действовать?

Вадим с сомнением покачал головой. Такая задача, казалось бы более простая и близкая ему, не так его при­влекала.

— Кстати, о грубиянах и нарушителях. Вы знаете, Светлана Александровна, кто рассказал Ирине Петров­не, что вы подарили Володе коньки?

— Нет, не знаю.

— Ригалета наш... ну, помните, Новиков, со мной в одном классе учится.

— Как же, помню. Но при чем тут он?

— Тут отчасти мы с Андрюшкой были невольной при­чиной. Андрюша тогда примчался домой: «Учительница у нас мировая — во!» Ну, знаете, как у них, у ребят, принято — «на большой палец». «Володьке Шибаеву, го­ворит, коньки подарила!» А ему Толя Якушев рассказал, Володя-то сам не болтливый. А у меня как раз Новиков сидел. Потом, в школе уже, на перемене мы стояли у ок­на и смотрели на каток, по коридору Ирина Петровна проходила. Новиков, будто ее не заметил, нашим девоч­кам громко так говорит: «Вот вам всем, девчонкам, эта черненькая учительница нравится, Светлана Александ­ровна, а как по-вашему, правильно или нет, когда учи­тель своим ученикам делает дорогие подарки?» Ирина Петровна с ним потом в учительской говорила, я знаю. Они подошли к дому Седовых.

— Я, пожалуй, не буду заходить,— сказала Светла­на.— Вы уж сами маму успокойте, Вадим.

— Да, разумеется. Ведь и не было ничего. Неприятный осадок остался после этого разговора.

Пробовала направить мысли на веселый лад — на статью, которую Вадим готовит для газеты «Правда», на фан­тастических Андрюшиных злодеев.

«Вот сейчас приду... расскажу все Косте. Как мили­ционер в школе был... Костя сегодня рано вернется. По­скорее сделать все домашние дела и пораньше лечь спать. Устала!»

У Кости сидели два товарища: Саша Бобров и незна­комый майор. Сидели и дружно дымили в две папиросы и одну трубку.

Какая-то особенная чувствительность сейчас к дыму. Просто в комнате трудно быть — мутит.

Устроила им ужин, а сама даже и есть не могла. Вы­шла в кухню. Перемыла там все, перечистила. Больше делать нечего в кухне, да и неудобно совсем пропасть из виду — вернулась.

Сидят все трое, очень собой довольные, и один за другим или все враз ядовитые струи дыма из себя вы­пускают, прямо будто не люди, а паровозы. И форточка открыта, да что в ней толку!

Если бы Саша был один, можно было бы сказать, а при майоре неловко. А майор, кажется, приятный чело­век и очень интересно рассказывает. Хочется с ними по­сидеть и послушать. Ведь это еще по фронту Костин то­варищ.

Костя про себя всегда мало говорит и очень коротко.

И вот умный, наблюдательный человек вспоминает обо всем вместе пережитом. Видишь Костю его глазами, каким он был, когда еще не познакомились. Ведь совсем еще мальчик был. Почти такой, как Вадим, немногим старше.

— Костя, а помнишь, в сорок втором, как в первый раз танки на нас шли?

— Помню, конечно! Сержант Мережков разъясняет ребятам, что танк для расторопного человека опасности не представляет, есть у него уязвимые места и мертвое пространство, и, если он на тебя попрет, нужно затаить­ся в окопе, пропустить танк над головой, а потом смело встать во весь рост и ему бутылку с горючей смесью — извини, Светланка! — в зад!

— И ведь отбили атаку, и затаивались в окопе, и под­жигали танки, а, Костя? Бутылками поджигали. Нам бы тогда нашу технику современную, правда, Костя?

Саша смотрит и слушает почтительно. Саша перед ними совсем желторотый, ведь он — послевоенный воен­ный.

Столько лет прошло... а до сих пор, как страшный сон — так про войну. И мама, и отец... И про оккупацию... и что Косте опять на фронт...

Еще сон снился на днях, что Надя не за Алешу Боч-карева замуж вышла, а за Костю. И провожает его на станции окружной дороги вместе со своей девочкой. И что девочка ее — Костина дочка. А сама смотрела на них со стороны, как тогда, в сорок пятом году, когда Ко­стя из Германии ехал на Восточный фронт. И Алеша Бочкарев тоже смотрел из окна станции. И вдруг спро­сил: «Светланка, но ведь у тебя тоже есть