Мама

— Ну вот видите!

— А что Володя любит, чем увлекается?

— Он... бабушку свою очень любит!

— Нет, я в том смысле — чем он интересуется?.. А бабушка его с ними живет?

— Нет, она за городом, на Лесной улице. Туда как раз автобус ходит, около самой остановки... Он еще на коньках очень любит кататься.

Перемена кончилась. Разговор оборвался.

На третьем уроке пришлось поставить двойку хоро­шей ученице, Соне Ильиной. Двойки ставить всегда тя­жело. И на себя досадуешь, и просто по-человечески жалко своих учеников. Недалеки еще школьные годы, от­чаяние после каждого неудачного ответа.

Некоторые девочки, получив двойку, начинают пла­кать тут же, у доски. Соня не так. Она возвращается к своей парте с каменным лицом, на ходу вынимает акку­ратно сложенный платок и, встряхивая, расправляет его. Подготовившись таким образом, садится, прижимает платок к глазам и всхлипывает потихоньку.

Жалко. И в то же время трудно не улыбнуться при этом. А улыбаться никак нельзя.

В общем, неизвестно еще, что труднее — сдержаться и говорить, не повышая голоса, с нарушителем дисцип­лины или сохранять серьезность, когда в классе проис­ходит что-нибудь смешное и трогательное.

В классе сорок человек, и на каждом уроке — вине­грет какой-то из горя и радости, успехов и неудач.

Последний урок сегодня — физкультура. Хотелось понаблюдать, как будет стараться Лена Некрасова. В том, что Лена будет стараться, Светлана не сомнева­лась. И хорошо бы сегодня пораньше прийти домой. Это был самый легкий день из всех дней недели, когда мож­но засесть за свои учебники — ведь не за горами сессия в заочном пединституте.

Нет, все-таки нужнее всего по горячему следу отпра­виться на Лесную улицу, к Володиной бабушке. «Да, так и сделаю»,— решила Светлана. На последней перемене она зашла в учительскую.

— Светлана Александровна, можно вас на минутку?

В дверях стоял мальчуган из ее класса, Андрюша Седов, и таинственным движением указательного пальца приглашал учительницу выйти в коридор.

— Зайди, Андрюша.

— Нет, вы, пожалуйста, сюда пойдите.

— Да в чем дело?

Светлана подошла к нему. Чистенький, аккуратный, очень вежливый, с глазами мечтателя и фантаста. Учил­ся Андрюша очень хорошо. Каждую четверку восприни­мал как трагедию. Но с этим мальчиком всегда что-то случалось.

— Светлана Александровна, я проглотил кнопку!

— Что, что? — не поняла Светлана. — Какую кнопку? Как ты мог ее проглотить?

— А мы играли. Ловили их ртом.

— Постой, объясни, какую кнопку? Которой платье застегивают?

— Нет, которой прикалывают бумагу.

— Так ведь она же острая! — сказала Светлана с ис­пугом.

Таким же испуганным голосом Андрюша ответил:

— Да.

— Пойдем к доктору. Больно тебе?

— Было больно, когда она шла.— Андрюша провел пальцем по горлу и ниже — к животу.— Теперь не боль­но. Только вы маме моей, пожалуйста, не говорите.

Они быстро спускались с лестницы.

— Как же можно не говорить? Почему не говорить?

— А то она будет волноваться.

«Любопытно,— подумала Светлана,— до чего же за­ботливый у этой мамы сын!»

Ей вспомнилась Андрюшина мать — она приходила на родительское собрание. Сидела в стороне, очень скром­ная, с милым и тонким лицом. Принимая Андрюшин та­бель, улыбнулась счастливой, гордой улыбкой. Кажет­ся, у нее еще один мальчик, в девятом учится, и тоже отличник. А мужа нет. У половины ребят в классе нет отцов.

Школьный врач посоветовал идти в районную поли­клинику к хирургу и сделать просвечивание. Кроме того, есть кашу, вообще мягкую пищу.

Андрюша спросил обреченно:

— Что же теперь? Резать будут?

— Нет, ты скажи: кто, кто придумал такую нелепую игру?

Нелепый вопрос учительницы, разумеется, остался без ответа.

Светлана решила начать с поликлиники, а потом уже перейти к мягкой пище.

Хирург дал направление на просвечивание, написал даже не по-латыни «cito!», как на рецептах пишут, а рус­скими буквами: «срочно!» Андрюша прочел вверх нога­ми это слово, глаза его расширились.

Очутившись в могильной тьме рентгеновского кабине­та, Андрюша струхнул еще больше и вцепился в Светланину руку. Рентгенолог в белом халате, слабо освещен­ный своей маленькой лампочкой, прочел записку хирур­га, пожал плечами и сказал низким голосом:

— Разденься.

Принимая от Андрюши пиджачок, пионерский гал­стук и рубашку, Светлана поясняла, уже в третий раз:

— Понимаете, какая история вышла...

— Да, да,— кивал большой головой рентгенолог,— здесь все написано.

Большими ловкими руками он вертел тонкую Андрюшину фигурку туда и сюда.

— Стань ближе. Подними обе руки к голове. Вздох­ни... Так... Все. Одевайся.

Возвращаясь к своему столику, негромко сказал:

— А у парня-то две кнопки.

И стал быстро-быстро писать свою резолюцию на ли­стке бумаги, который, казалось, сам немножко светился в темноте.

— Андрюша, как же так? Ведь ты говорил, что одну кнопку проглотил?

Андрюша молчал.

Вернулись к хирургу. Он спросил Светлану:

— Это ваш брат?

— Нет, мой ученик.

Во взгляде старичка доктора ей почудилось неодобре­ние. Вот, мол, чему учат ребят в школе!

Опять выслушали совет относительно каши. И — по­следить за судьбою кнопок.

На обратном пути Андрюша вдруг сказал:

— Другая кнопка — это еще в воскресенье.

— Говорил ты кому-нибудь о ней? Ходили к доктору?

— Нет.

— Но почему же?!

— Ведь это было в выходной день. Вам я не мог ска­зать.

— А маме?

— Мама стала бы волноваться. Вы ей, пожалуйста, ничего не говорите, Светлана Александровна!

Светлана отвела Андрюшу в буфет и поручила его заботам буфетчицы Нюры, а сама поднялась на четвер­тый этаж. Девятые — во вторую смену... Сейчас у них урок кончится.

В коридоре Светлана спросила у ребят, где Вадим Седов из девятого «А».

Высокий красивый парень, стоявший у двери класса, громко позвал:

— Вадим! Тобой интересуется очаровательная де­вушка!

Он не мог не знать, что Светлана учительница, так как девочки из комсомольского бюро,