– Please… Could you help me… I can’t find my hotel… It’s called very strange… Here is the card…[1]
И едва не умер от счастья, услышав ответ на родном и почти безупречном английском:
– Yes, of course. Let me see…[2]
Пока Алан с облегчением излагал суть своей проблемы и описывал мытарства, которые ему пришлось пережить, девушка изучила карточку, вздернула брови и посмотрела на него с подозрением.
– «Исеть»? Do you really live in «Iset»?[3] – В голосе звучало недоверие.
– Yes, yes! – Алан закивал так усердно, что шапка сползла ему на глаза. – «Исэт»!
Девушка зачем-то огляделась по сторонам, потом что-то сказала ожидавшим ее подружкам. Они тоже посмотрели на Алана странно и захихикали (он даже украдкой проверил молнию на брюках). Потом девушка, пожав плечами, взяла его за рукав, отвела от крыльца университета шагов на десять и молча показала пальцем дом метрах в ста, весь фасад которого закрывала рекламная растяжка с длинной рыжей таксой, до половины одетой в вязаное полосатое пальто. К чему тут такса, Алан так и не понял, зато немедленно догадался, почему город из окна его номера виделся как бы в дымке: рекламное полотнище пропускало свет, оставляя от изображения только контуры, и напрочь перекрывало название отеля. Это и был его отель «Исэт», вокруг которого он слонялся битый час, уже потеряв всякую надежду.
– Can you get to the hotel yourself?[4] – по-прежнему подозрительно спросила зеленоглазая. Она явно не верила, что он сумел заблудиться в пределах видимости многоэтажного здания. А уж идиотскую пятиэтажную таксу видно с далекой окраины.
Радость от обретения ориентиров мгновенно угасла в душе Алана, как только девушка отпустила его рукав. А что прикажете делать? Просить, чтоб она проводила его до места? Сочтет за кретина. Пригласить погулять? Его ждет работа, а ее – подруги. На лице Алана отразилось такое неподдельное отчаяние, что девушка задержалась на секунду и спросила, улыбнувшись:
– What’s the matter?[5]
Она смотрела на него, улыбаясь. Он опять зажмурился и брякнул:
– I love you![6]
Вернее, это сказал его язык, отдельно от хозяина. Алан и сам удивился, открыл глаза и посмотрел на девушку вопросительно, как бы ожидая поддержки. Она молчала, не зная, как реагировать.
– In Russian we say: love from the first look[7], – разрядила обстановку подруга в розовых меховых наушниках вместо шапки. И добавила, повернувшись к Юльке: – Не всем так везет. В смысле, что мы не с физтеха и по-ихнему можем запросто.
Стоявшие в отдалении девушки засмеялись, и Алан, ободренный, забыв заодно и английский, молча и осторожно ухватил зеленоглазую за рукав – чтобы, не дай бог, не исчезла. Такое с ним случилось впервые в жизни. Недаром мама, как чувствовала, даже всплакнула, узнав, что ее сын, мотающийся по всему миру, едет в Россию, да еще не в Москву, а в какой-то Э-ка-тэ-рин-бург. Но отец нашел его на карте, и это миссис Мейл несколько успокоило.
– Evening, – сделав над собой усилие, вспомнил родную речь Алан. – What are you doing tonight?[8]
Но рукав не отпустил.
– She’ll going to the cinema, – опять вмешалась подруга в наушниках. – And here’s your ticket![9]
Порывшись в своей сумочке, она протянула Алану билет.
– And please, don’t… Впрочем, нет, – повернулась девушка к зеленоглазой, – лучше уж ты его отсюда забери, а то опять заблудится.
– Well, I think, she’ll better meet you, – вздохнув сочувственно, она принялась объяснять Алану, как маленькому: – Just at the same place. You can see this square from your window. At seven o’clock. And not in the morning, о’key? Her name is Julia[10].
– Julia, – завороженно повторил Алан. И очнулся только тогда, когда Julia, осторожно высвободив рукав, вместе с подружками побежала к подошедшему автобусу.
Никогда в жизни не знакомившийся на улицах Алан страшно боялся, что эта удивительная, так потрясшая его воображение Julia, посланная ему небом в момент отчаяния (Алан Мейл был примерным прихожанином и твердо верил в божий промысел) и так волшебно просто разрешившая все его затруднения, не придет, обманет, забудет. Поэтому он явился на площадь перед университетом в восемнадцать пятнадцать и стоял, как гвардеец в карауле у Букингемского дворца, даже не переминаясь с ноги на ногу. Julia пришла – и все свободное время, оставшееся от двух дней, он старался не выпускать из пальцев ее рукав, ремень сумки или край куртки, боясь, что она исчезнет, растворится, как эльф, не оставив номера телефона.
Однако все обошлось, и на прощание от эльфа мистер Мейл получил не только номер телефона, но и адрес электронной почты, на который он ежедневно на протяжении вот уже пяти месяцев два раза в день посылал одно и то же сообщение: «I love you from the first look!»[11] Это был как бы пароль, а потом уже – все остальное. Он все надеялся услышать отзыв, что-то вроде «I love you too», но… Ничего, у него упорный характер.
Про зимнее знакомство с Аланом Юлька сказала матери мимоходом, но та, погруженная в свои переживания, как в вату, возможно, ее и не расслышала. Покивала, улыбнулась – но не расслышала. Юлька жалела мать. Как несправедливо все устроено: отец ушел к своей парикмахерше, а ее Горюнов мается, все выбирает между ней, Юлькой, и женой. Да он и не мается, в общем-то. Его все устраивает. Он любит и ее, и жену, Это у нее и у жены его – по половинке, полмужа и пол-любовника. И им от этого плохо. А у него две женщины – и ему хорошо.
А этот вот даром ей не нужный англичанин так нелепо и неожиданно в нее влюбился. И готов – нет, не так – он просто мечтает на ней жениться. Он уже учит русский язык. Его родители уже дали свое согласие, теперь Julia должна спросить у своей мамы, и тогда он приедет в сентябре (раньше не получится, дела) и они поженятся. А потом уедут в Женеву. Ей там понравится. О том, что Юлька может ему отказать, Алану и в голову не приходило, – ведь ее же бог послал, и у него «love from the first look».
– Так что, мам, давай, соглашайся, он, видимо, послушный мальчик и без твоего разрешения ему никак! – резюмировала дочь.
– Да как… – растерялась Ирина. – Ты мне не говорила ничего…
– Ты не слушала, – мягко возразила Юлька. – Я говорила, а ты не слушала. Ты тогда с отцом…
– Ты его… любишь? – споткнувшись на последнем слове, спросила Ирина.
– Ой, мам, вот только не надо мне про любовь, ладно? Я уже сколько скачу вокруг Горюнова со своей любовью? Хватит! Наскакалась. Пусть теперь меня любят. Как думаешь, где лучше быть любимой – в Женеве или все-таки в Лондоне?
– Юля, Юлечка, остановись! Ты же со зла все это говоришь. От отчаяния. А потом пожалеешь. Поговори со своим Горюновым еще раз.
– Чтоб он решил, что я его шантажирую? Нет уж, спасибо! Он обещал со мной в отпуск поехать, а на днях сказал: извини, в августе с женой еду, а два раза за лето не получится. И я тут как тут со своей Женевой. Женись на мне, а не то уеду – пожалеешь!
– Не с Женевой, а с Аланом. Он же человек.
– Человек, – согласилась Юлька. – И не противный. Смотрел на меня – аж жмурился от счастья. И звонит каждый день. Любит, говорит. Деньги у него есть. Жены и детей нет. Наши девчонки мечтают за иностранца выйти, а мне он сам на голову упал. Надо брать.
– Нельзя так, зайка, – вяло сопротивлялась Ирина.
– Нельзя так, как ты, – отрезала дочь. – Любила, служила, условия создавала – и где он? Теперь ему парикмахерша условия создает. А ты одна. Я его ненавижу! Я их всех ненавижу!
Ирина немедленно узнала в ее словах себя и испугалась этого отражения. Бедная девочка! Ей всего двадцать, она не должна уходить во взрослую жизнь с таким грузом. Это она, Ирина, справится, потому что она сильная и у нее есть жизненный опыт. Юлька – ребенок. Пусть ее любят. Она права. Пусть едет. Там ей будет легче забыть свое ворованное счастье с Горюновым. Она заслуживает лучшего.
