Фрунзе

затихал бой, появлялись курьеры с донесениями.

Писали товарищи с Пресни: «Немедленно пришлите для поддержки 300 солдат, иначе нас опять отобьют. Поскорее пришлите хоть первую группу на грузовиках. Наступаем к Никитским воротам, по Поварской, к Смоленскому рынку». Освещали обстановку возле Театральной площади: «Охотный ряд под обстрелом с колокольни в Кремле. Все время стреляют из пулемета. И по этой колокольне бьет наше орудие от Большого театра. И артиллеристы говорят: пока не сшибут пулемет с церкви, не перестанут стрелять…»

Артиллерийская батарея ВРК под командованием Давидовского интенсивно обстреливала с утра эту колокольню в Кремле и прямой наводкой била по гостинице «Метрополь». Другие орудия накрывали городскую думу, Кремль, штаб Московского военного округа на Пречистенке, Александровское военное училище у Арбатской площади и район Никитских ворот.

Когда Фрунзе присоединился к сводному отряду за Большим театром, «Метрополь» был окутан дымом и пылью от разрывов. С неимоверным треском ударялся очередной снаряд в стену гостиницы, раскидывая по улицам и по площади обломки кирпичей, железа и стекла.

Но беляки держались. И воровски — то из одного окна, то из другого поливали пулеметными очередями, отрезая подступы к «Метрополю», городской думе и Иверским воротам. И на Неглинной улице нельзя было высунуться из подъезда. И всякий раз, когда от Копьевского переулка выдвигалось орудие, чтобы мимо крайней левой колонны театра отправить снаряд в гостиницу, беляки успевали послать очередь по артиллеристам.

Это гнездо белых надо было брать штурмом. И Фрунзе обратился к Давидовскому:

— Как вы думаете, когда можно пробежать поперек Театрального проезда, чтобы успеть укрыться под защитой гостиничных балконов?

— Пробовать надо от угла Малого театра, как только беляки выпустят ленту. На смену ленты уйдет до десяти секунд. Вот и все время: или прорваться, или умереть… Но я говорю об одном пулемете, а у беляков их четыре: три в окнах, один — на крыше.

— Укроемся хоть от одного! Кто со мной, братцы? — Фрунзе взял по две гранаты в руку.

Командир отпустил только одно отделение. Дюжина бойцов, плотно прижимаясь к стене Малого театра, добралась до угла. Рукой подать до «Метрополя», всего двадцать два шага. Но каждый из них грозил смертью.

Фрунзе ощупал колено, чтоб не подвело на бегу, дождался, пока замолк пулемет, и бросился по диагонали к правому углу гостиницы. Товарищи устремились за ним. Беляки словно горох рассыпали по булыжной мостовой, и пули — рикошетом, озорно свистя, задели двух бежавших сзади, но не смертельно.

С криком «ура» отделение Фрунзе через окно проникло в зал ресторана, загрохотали гранаты под высокими сводами, орудие накрыло еще раз белых пулеметчиков, штурмом пошел сводный отряд. «Метрополь» пал. И только малая часть юнкеров успела гостиничным двором через стену Китай-города убежать на Никольскую. Путь к городской думе и Иверским воротам был открыт…

Владимир Ильич Ленин 5 ноября 1917 года обратился с воззванием «К населению». В нем он указал, что рабочая и крестьянская революция победила окончательно. «За нами большинство народа. За нами трудящиеся и угнетенные во всем мире. За нами дело справедливости. Наша победа обеспечена».

Но противодействие капиталистов и высших служащих налицо. Эти господа «встречают новую революцию враждебно, сопротивляются ее победе, грозят прекращением деятельности банков, портят или прекращают работу разных учреждений, мешают ей всячески, тормозят ее то прямо, то косвенно».

И Ленин в своем воззвании писал, обращаясь к рабочим, солдатам, крестьянам, всем трудящимся:

«Товарищи трудящиеся! Помните, что вы сами теперь управляете государством. Никто вам не поможет, если вы сами не объединитесь и не возьмете все дела государства в свои руки. Ваши Советы — отныне органы государственной власти, полномочные, решающие органы.

Сплотитесь вокруг своих Советов. Укрепите их. Беритесь сами за дело снизу, никого не дожидаясь. Установите строжайший революционный порядок, беспощадно подавляйте попытки анархии со стороны пьяниц, хулиганов, контрреволюционных юнкеров, корниловцев и тому подобное…

Товарищи рабочие, солдаты, крестьяне и все трудящиеся! Берите всю власть в руки своих Советов. Берегите, храните, как зеницу ока, землю, хлеб, фабрики, орудия, продукты, транспорт — все это отныне будет всецело вашим общенародным достоянием. Постепенно, с согласия и одобрения большинства крестьян, по указаниям практического опыта их и рабочих, мы пойдем твердо и неуклонно к победе социализма, которую закрепят передовые рабочие наиболее цивилизованных стран и которая даст народам прочный мир и избавление от всякого гнета и от всякой эксплуатации».

Многое в этом воззвании касалось и «Шуйской республики»: укрепление власти, становление нового строя в деревне и борьба за мир. Да еще возникла необходимость проводить выборы в Учредительное собрание.

Органы власти были сконструированы своевременно: ревком, Совет, земская управа. Теперь оставалась одна забота — пополнять их достойными людьми. Нехватки в них не было, но все они не имели никакого опыта в управлении. И учить их было некогда. Оставались у руководства только те, кто с умом проходил школу митингов и собраний и набирался умения на практике.

Плохо было в Шуе и с фабриками. Они еще находились в руках у хозяев, а с ними контакт не налаживался, и забастовка, начатая на пороге Октября, еще продолжалась.

— Как быть, Михаил Васильевич? — Городской голова Игнатий Волков не скрывал озабоченности. — Я собирал фабрикантов. Они поважничают еще с недельку и пойдут на попятную. Только у многих нет сырья, почти у всех нет топлива. И народ ослабел хуже, чем в 1905 году. Ты, может, слыхал: был у нас обычай — на церковной паперти и возле уличных колодцев класть кусок хлеба, картошку или луковицу. Это для тех, кто стыдился просить милостыню.

— Интересно! — оживился Фрунзе.

— Говорю: обычай такой. Наверно, от тяжелой доли, которую сообща делили ткачи. Так кончился этот обычай: с едой трудно в каждом семействе. И к чему я веду речь: ну выйдем на работу, а как народу держаться без харчей?

— Всякий день думаю об этом… А сколько времени не брали рабочие куски на фабрике? Как-то был об этом разговор в Совете.

— С первого спаса, как раз три месяца. Все ждали, что дадут в обмен продовольствие.

— Вот и выход, Игнатий! Снаряди-ка через продовольственную управу толковую группу. И пускай она едет с мануфактурой за хлебом. О вагонах я распоряжусь и для охраны дам двух-трех красногвардейцев. Раздобудут люди хлеб, станут к станкам, пойдет новый ситец!..

Забастовка кончилась 18 ноября. Общество фабрикантов и профсоюз текстильщиков подписали соглашение об увеличении заработной платы и о новых нормах выработки. А через десять дней бригада Игнатия Волкова подвезла хлеб. Кое-как вышли из положения и с топливом: рабочий контроль обнаружил скрытые запасы у одних фабрикантов, других снабдил дровами.

Все громче раздавались в Шуе голоса о национализации фабрик. Но это важное дело решилось спустя лишь полгода, когда Фрунзе уже руководил вновь образованной губернией с центром в Иваново- Вознесенске.

Декабрь начался с выборов в Учредительное собрание. Михаил Васильевич не верил, что именно этому собранию надо решать судьбу новой России: жизнь налаживалась под эгидой Советов, рабочие, крестьяне, солдаты о другой власти не помышляли.

— Не может это собрание увенчать пролетарскую революцию, — говорил он в кругу товарищей. — От него будет пахнуть мертвечиной. Прошло время выслушивать «прописные истины» вожаков правых партий, тем более что все эти «истины» направлены против Советской власти.

Но день выборов приближался. И каждая партия стала защищать список под определенным номером, полученным еще при Временном правительстве, в эпоху буржуазного парламентаризма. Кадеты шли по