Фрунзе

прорыва, удара, ближнего и дальнего боя.

— Распространить в армиях и дивизиях приказ № 021! Вызвать к аппарату командарма-пять. Всем быть в штабе неотлучно. Товарищу Новицкому — немедленно образовать полевой штаб малого состава, который будет двигаться со мною в глубину прорыва. Товарищу Карбышеву — навести мосты, чтобы обеспечить выдвижение броневых частей в Бузулукский район… Валериан Владимирович, глянем еще раз на наше обращение к войскам и срочно тиснем его в газеты…

В самарских и армейских газетах появилось это «Обращение к войскам Южной группы Восточного фронта». В нем был краткий обзор боевых успехов на всех фронтах России, указание на временные неудачи за Волгой и горячий призыв уничтожить Колчака.

«Чуя близость позорного конца, видя рост революции на Западе, где одна страна за другой поднимает знамя восстания, колчаковцы делают последние усилия. Собрав и выучив на японские и американские деньги армию, заставив ее слушаться приказов царских генералов путем расстрелов и казней, Колчак мечтает стать новым державным венценосцем.

Этому не бывать. Армия Восточного фронта, опираясь на мощную поддержку всей трудовой России, не допустит торжества паразитов. Слишком велики жертвы, принесенные рабочим классом и крестьянством. Слишком много крови пролито ими, чтобы теперь, накануне своей полной победы, позволить врагу снова сесть на плечи трудового народа.

Дело идет о его настоящем и будущем. Не место малодушию и робости в наших рядах перед лицом неудач. Эти неудачи временны и объясняются главным образом тем, что нам пришлось отвлечь часть сил наших на Южный фронт. Ныне наша задача близка к завершению, и глаза России вновь обратились к нам, на восток.

Помощь идет. Вперед же, товарищи, на последний решительный бой с наемником капитала — Колчаком!

Вперед за светлое и счастливое будущее трудового народа!

Командующий войсками Южной группы Восточного фронта — Михайлов- Фрунзе.

Член Реввоенсовета — Куйбышев».

Тухачевскому было передано:

— Приказываю готовиться к удару в разрыв между третьим и шестым корпусами противника… Он перебрасывает сюда части пятого корпуса со Стерлитамакского направления, но еще не заполнил разрыва. Надо ударить по седьмой дивизии белых. Одновременно Бузулукская группа двинется в разрыв между седьмой дивизией и шестым корпусом, с выходом в тыл, к Бугуруслану…

И еще один вопрос решен был в ту памятную ночь — о денежном довольствии армий, изготовившихся к удару. Фрунзе и Куйбышев адресовали Владимиру Ильичу Ленину депешу с просьбой об «экстренной отправке подкрепления Самарскому народному банку в размере двухсот миллионов рублей».

У Тухачевского, Чапаева и Зиновьева началось спешное передвижение войск в район контрудара. Беспокоил лишь строптивый Гай. Он жаловался на Фрунзе командующему фронтом и задумывал вывести штаб 1-й армии из Оренбурга. Необходимо было подкрепить его надежным комиссаром. Куйбышев срочно разыскал Петра Баранова, уцелевшего в день убийства Линдова, и его направили членом Реввоенсовета в армию Гая.

В сложном деле контрнаступления, да еще в такой момент, когда многие потеряли веру в победу от сплошных неудач последних недель, нет цены лихой решимости и отчаянной смелости.

Этими качествами и обладал чапаевец первой руки, командир 73-й бригады Иван Кутяков. Именно его разведчики захватили колчаковских вестовых в Карамзихе. И он, формально подчиненный Зиновьеву, отправил приказы Колчака своему «батьке» Чапаеву в Бузулук. Он же и начал прощупывать беляков с 16–17 апреля, да так удачно, что его локальная победа стала началом прорыва фронта белых.

На малом плацдарме Кутяков развернулся отлично и обнаружил все те качества, которые Фрунзе считал залогом победы: и толковую разведку, и крепкую связь между полками, и дерзкий фронтальный бой, и глубокие рейды по тылам врага, и политическую работу среди крестьян в освобожденных районах. 11-я дивизия белых, потеряв два полка, начала пятиться.

Вслед за Кутяковым бросил в бой две свои бригады Василий Чапаев. Но это было 28 апреля 1919 года, когда Фрунзе начал контрудар по Колчаку, обрушив на армию Ханжина 40 тысяч штыков и сабель.

И начались три славных этапа наступления Красной Армии на Восточном фронте: операция Бугурусланская (28 апреля — 13 мая), Белебейская (15–19 мая) и Уфимская (25 мая — 19 июня 1919 года).

На каждом этапе Фрунзе был в гуще боя, следуя суворовской тактике: быстрота, глазомер, натиск, победа. «Неприятель думает, что мы за сто, за двести верст, а ты налети на него как снег на голову: стесни, опрокинь, гони, не давай опомниться…»

С командармом сроднились бойцы и командиры, потому что видели, «с какой неистовой радостью он всего себя, целиком, до последнего, отдавал — и мысль, и чувство, и энергию в такие исключительные дни», — отмечал в дневнике Дмитрий Фурманов.

Появлялся Фрунзе в части неожиданно, как ясный день при долгом ненастье. Кого-то благодарил, отмечал в приказе, награждал орденом; кого-то разносил в пух и в прах — перья летели по всей дивизии. Но делал это с тактом, потому что был в кругу близких товарищей, единомышленников: и не перехваливал и не втаптывал в грязь. И бойцы словно перерождались. Когда же в трудный час боя кто-то замечал командарма в самом жарком месте и кричал восторженно: «Братцы, Фрунзе с нами!» — порыв наступающих не знал предела.

Но на каждом этапе контрудара подстерегали Фрунзе досадные огорчения, обида. То приходилось преодолевать упорное сопротивление Троцкого и его чиновников. То бороться с головотяпством работников штаба фронта и нерасторопностью подчиненных командиров. А однажды пришлось пережить и горечь измены.

В самый разгар Бугурусланской операции его предал командир 74-й бригады Аваров и едва не поставил под угрозу весь план контрудара.

Этот бывший полковник — дюжий, бравый, но с хитрыми бегающими глазами — появился в Самаре с рекомендательным письмом Троцкого. И при первой встрече с Фрунзе дал понять, что ему по силам было бы руководить 4-й армией, где должность командарма оставалась вакантной.

Михаил Васильевич — человек кристально-чистый, иногда излишне доверчивый к военным специалистам, которые шли под его руку, — на этот раз насупился и замкнулся. То ли хвалебное письмо Троцкого насторожило; то ли не в меру самонадеянным показался полковник; то ли не вызывали доверия его плутовские глаза и ничем не скрытое желание новичка получить как можно больше секретной информации о Южной группе войск.

Сам Фрунзе не мог объяснить причины явного недоверия. И по совету с Куйбышевым дал ему 74-ю бригаду в Чапаевской дивизии и оставил ее до времени в самарском резерве.

Когда же вошел в силу секретный приказ № 021 и 74-я выдвинулась на передовую, Авалов перебежал к белым с оперативными планами Фрунзе.

Омерзительной была эта минута, словно больному командарму вместо соды всыпали в стакан лошадиную дозу яда!

Он схватился за голову, мучаясь от приступа боли, и крикнул страдальчески:

— Расстрелять без суда, как только этот мерзавец окажется в наших руках!

Колчак знал теперь замыслы Фрунзе и торопился сделать прорыв на Сергиевск, в слабом месте Северной группы Шорина. Но события на фронте Южной группы развивались неотвратимо, и нельзя было думать о том, чтобы пересечь или изменить инерцию движения вперед. Выход был один: подстегивать наступление, выполнять за сутки то, на что отводилось три дня, и с ходу менять направление к северо- западу. А командарму не слезать с коня, забыть даже о кратком сне и подписывать приказы не в самарском штабе, а на командных пунктах дивизий, бригад и полков.

Фурманов был направлен в 74-ю бригаду для расследования. К счастью, предатель действовал в одиночку, и о его преступном замысле не знали даже ближайшие помощники. Бойцы горели желанием поймать гадину и повесить на первой осине. Часть оказалась боеспособной и в районе реки Ик с честью