ты понимаешь, трудное, требует расчёта и смекалки, но русские мастера с ним справились. Днища кораблей основательно почистили, покрыли просмолённым войлоком и обшили ещё одним слоем досок. Теперь корабли были готовы к дальнему походу.
Эскадра вышла из Кронштадта 18 июля 1769 года. Провожали нас с великими торжествами. Сама государыня императрица посетила эскадру. Под гром музыки, под залпы салюта корабли поднимали паруса и выходили в открытое море.
Впереди лежал далёкий, неведомый путь. Мало кто из нас прошёл прежде под парусами хотя бы его половину, и, скажу тебе прямо, мало кто надеялся возвратиться домой. Но Родина послала нас, и мы были готовы исполнить свой долг.
Вели корабли опытные мореходы флота российского. Одни из них — природные русские, как, к примеру, адмирал наш, Григорий Андреевич Спиридов. Другие — разных народов сыны, но в русской службе честно отличались, как капитан-командор, а впоследствии адмирал Грейг Самойла Карлович, знатный флотоводец, как товарищи мои по оружию капитан-лейтенант Дугдаль и лейтенант Мекензи. И других было немало, коих следовало бы помянуть добрым словом.
Я же был в том походе в чине лейтенанта, командовал артиллерией бомбардирского судна «Гром».
Эскадра двигалась медленно. Корабли были перегружены — ведь мы везли с собой небывалое количество припасов, десантный отряд из двух с половиной тысяч человек и даже разобранные на части три полугалеры, которые потом собрали уже в южных водах. Корабли то и дело ломали строй, отставали друг от друга, терялись в тумане.
Нелегко приходилось даже бывалым матросам. Но сколь же тяжелее было десантному отряду, который мы везли с собой!
Многие ведь прежде моря и в глаза не видывали: прямо от крестьянской работы попали под рекрутский набор.
Да, это был трудный, изнурительный поход. Среди людей начались болезни. Случалось, команда слабела настолько, что едва хватало рук поднять паруса или выполнить простой манёвр. Но, ведомые приказом, мы шли и шли вперёд… Как сейчас вижу невысокого стройного человека моих лет со смуглым лицом и вьющимися волосами. Это был Иван Абрамович Ганнибал, начальник артиллерии всей эскадры, сын знаменитого Абрама Ганнибала, крестник Петра Великого, бесстрашный и многознающий морской офицер. Стойкость его и мужество в те трудные дни служили всем нам примером.
После многих недель пути мы добрались до Англии, где корабли должны были чиниться, а нам следовало пополнить запасы. Хитрые англичане старались за всё содрать с нас втридорога.
Здесь нам пришлось бросить на произвол судьбы самый старый, изношенный корабль, чтобы восполнить нехватку в экипажах.
Атлантика встретила эскадру штормами. Затем нас ещё изрядно потрепало в Бискайе: немногим русским морякам были тогда ведомы коварные волны этого залива.
Прошло долгих четыре месяца со дня отплытия, когда, наконец, показался мыс Гибралтар, а за ним — долгожданное Средиземное море.
Могло показаться, что, доплыв в эти тёплые воды, мы уже совершили главный подвиг. Не тут-то было! Теперь предстояло искать врага и, обнаружив, драться! С таким намерением мы двинулись вперёд, к берегам покорённой турками Греции.
Надо здесь сказать, что земли такой благодатной никогда я прежде не видывал. Места там плодородные и собою прекрасные, деревни обыкновенно каменные, при домах сады. Во многих местах видели мы знатные развалины и иные древности: гробницы мраморные, колонны, стены, сложенные из немалой величины камней.
Греки, местные жители, встречали нас восторженно. Стар и млад, рыбаки, матросы, земледельцы — все спешили к нам на помощь: снабжали продовольствием, указывали места удобных стоянок и, самое главное, доносили сведения о том, где находится и чем занят неприятель.
Но не для того, чтоб наслаждаться тамошними красотами, за плыли мы так далеко от родимых краёв! Загрохотали выстрелы, дым пороховой поплыл над ласковыми водами. Высадились десанты, пали под нашим натиском первые крепости. Греки повсюду стали поднимать восстания против угнетателей-турок.
Особенно важную победу одержал бригадир Ганнибал. 10 апреля 1770 года, после шестидневной бомбардировки, он взял сильную приморскую крепость Наварин, которая стала главной базой нашей эскадры. Были и первые столкновения с флотом турецким, но корабли лишь перебрасывались ядрами на большом расстоянии. Турки видели, что русские корабли бесстрашно атакуют их, где ни повстречают. К тому же до них доходили многократно преувеличенные слухи о нашей грозной морской силе, и потому они опасались вступать с нами в бой.
Надобно признать: военачальники наши не сразу поняли, как получить наилучшую выгоду от пребывания эскадры у греческих берегов. Мы захватывали города и крепости, но удержать их надолго не могли: турки подтягивали подкрепление, и нам при ходилось отступать. Слишком близко была их столица, слишком далеко — наша… Было решено взорвать крепость Наварин и, выйдя в море, дать бой турецкому флоту.
А пока мы одерживали одну за другой эти лёгкие победы, турки собрали воедино весь свой громадный флот: шестнадцать линейных кораблей, шесть фрегатов да мелких судов, гребных и парусных, более четырёхсот. Шестнадцать тысяч человек да почти полторы тысячи пушек — сила немалая! А у нас было лишь девять линейных кораблей и три фрегата. Другие же суда, вспомогательные, в генеральном сражении в расчёт не шли. А всего у нас было менее пяти с половиной тысяч человек, менее восьмисот пушек.
Взгляни на карту Средиземья. В Эгейском море, ближе к восточному берегу, находится остров Хиос, отделённый от материка широким Хиосским проливом. На старинных голландских картах, какими пользовались наши штурманы, обозначен был и остров, и пролив, и бухта, название которой, никому дотоле неведомое, навсегда вошло в историю русского флота — Чесма.
23 июня 1770 года посланный в разведку корабль поднял сигнал: «Вижу неприятеля». Здесь, в Хиосском проливе, в боевом порядке стоял, поджидая нас, турецкий флот.
«Герои не спрашивают, сколько неприятеля; герои спрашивают: где?» — эти слова с младых ногтей помнит каждый русский офицер. Теперь мы знали, где неприятель, но боже, сколько же его было! Никто из нас не видывал столько кораблей сразу!
Здесь были и линейные корабли, и фрегаты со скошенными назад мачтами, и пакетботы — небольшие посылочные суда, и ярко раскрашенные гребные галеры, и вместительные барки, и бригантины с косыми парусами, и легкокрылые фелюки, и совсем уже мелочь — каики, катера.
Линейные корабли стояли на якорях в две линии, в шахматном порядке. Малые корабли укрывались под их защитой ближе к азиатскому берегу. На берегу был устроен военный лагерь, откуда турки в ходе боя надеялись получать подкрепление. А нам о подкреплении и думать было нечего. Рассчитывать можно было только на офицерскую выучку и сметку, на смертельный огонь пушкарей-бомбардиров, на отчаянную храбрость матросов.
На рассвете 24 июня наша эскадра выстроилась в линию и при попутном ветре двинулась на турецкий флот. Корабли шли вперёд медленно и плавно. Ветром наполнены белые паруса, натянуты снасти, всяк стоит на своём месте, и только вдоль бортов вьются белёсые струйки дыма от пальников, зажжённых на пушечных палубах. Тихо-тихо. Лишь чуть поплёскивает вода под бортами да слышно, как хлопают над головой флаги. И медленно-медленно, словно из-под земли выворачиваясь, вырастают перед глазами громадины вражьих кораблей…
Но вот — грянул военный оркестр на палубе «Евстафия»!
Взбодрились матросские сердца, разгорелись яростью близкого боя. Корабли наши шли, нацелившись
