возбуждение, когда увидела дом Тэа. Он казался вырубленным в горе.
Тут были комнаты с окнами, забранными металлическими решетками, террасы, балконы. Деревянные лестницы и широкие каменные ступени, взбирающиеся по горным уступам.
Она почувствовала на себе взгляд Тэа.
— Тебе понравилось, — сказал он.
Телли безразлично кивнула.
— Тут… интересно.
— Тебе следовало научиться лгать лучше. В особенности, если собираешься лгать часто.
Телли разозлилась.
— И почему это никто еще не подложил тебе в постель ядовитую змею? — поинтересовалась она.
— Пытались.
Она издала гневное восклицание, смешавшееся со смешком.
— Да сколько же людей хотело тебя убить?
Он наморщил лоб, прикидывая.
— Десять. Пятнадцать. Что-то около того.
— Да ну. Я серьезно.
— Ты права. Бери больше. Скорее, ближе к двадцати. Просто неприятно вспоминать.
Телли выстрелила в него недоверчивым взглядом и вдруг уловила улыбку в его глазах. Забавно, как ему это удается. Лицо словно каменное, а на нем — неистовые, живые глаза.
— Меня этим не удивишь, — поддразнила она, когда ворота открылись и появились люди, принявшие у них коней.
Тэа приветствовал тех, кто вышел их встречать, затем обернулся к Телли.
— Ты не устала? Не хочешь присесть?
— Я сидела часами.
— Что с того, ты ведь слабая больная женщина, — начал он и охнул, получив локтем под ребра.
— Ничего я не больная.
— А астма?
— Хочешь получить еще? — спросила она, выставляя локоть напоказ.
— Нет, конечно. Это опасное оружие. И ты действительно умеешь им пользоваться. — Он повел ее к широкой каменной лестнице. Поднимаясь, Тэа говорил. — Это Бер-Джуман. — Голос его был невыразительным, и тем не менее Телли ощущала гордость хозяина. — Дом моего отца, а до того — деда. Моя семья и наши люди живут тут больше ста лет. Бер-Джуман означает «Спрятанная жемчужина».
Телли мгновенно уловила значимость названия. Спрятанная жемчужина. Чудесные каскады наполненных солнцем террас и портиков посреди пустыни, по которой они недавно ехали. Тут правили варвары, подобные Тэа.
Но кроме того, тут был мир красоты, драгоценностей и изысканных орнаментов. Все женщины носили множество украшений — золотые браслеты, ожерелья, серьги. Даже воздух пах особенно — тем неуловимым восточным ароматом, который порой мелькнет и в городе, но тут он казался рассеянным повсюду, навевая мысли о стоящих в цвету лимонных и апельсиновых деревьях.
Спрятанная жемчужина. Да, Телли покорила ее чувственная красота, обольстили таинственность и новизна.
Переход был тем удивительней, что она только недавно покинула спартанские условия пустынного лагеря.
— Тут, наверное, настоящий дом и для твоих людей тоже?
— Мои люди мирятся с необходимостью какое-то время жить отдельно от своих семей. Защита нам необходима. Это их выбор, а не мое приказание. Они поступают так, потому что должны.
— Ты меняешь людей в лагере?
— Регулярно. Им трудно — в том числе женам и детям — отрываться друг от друга. Но такова жизнь на границе.
Он указал в сторону изогнутых ступеней, вырубленных в скале.
— Чай будем пить в апельсиновом саду. Там — отдельная комната с ванной. Твоя прислужница ждет тебя.
Комната? Ванна? Сад? Телли показалось, что она умерла и попала па небо.
— Тут чудесно. На самом деле чудесно. Если бы еще получить обратно мою камеру, — тоскливо заключила она.
— Ладно, — сказал Тэа. — Я принесу ее тебе попозже.
Телли резко обернулась к нему.
— Ты серьезно? Отдашь мне фотоаппарат и снимки?
— Да.
— И я смогу снова снимать… снимать здесь?
Он мрачно кивнул.
Телли чуть не похлопала его по плечу.
— Это изумительно, просто изумительно! Ты даже не представляешь, какой счастливой меня делаешь. Спасибо. — Сияя, она порывисто коснулась его руки. — Спасибо.
— Не стоит благодарности.
— Значит, теперь ты веришь мне. Понял, что я обычный фотограф.
— Телли…
— Как мне хочется тут поснимать! Но если ты не захочешь, чтобы я фотографировала детей, я пойму. Все равно, вернувшись домой, пошлю тебе копии тех снимков, что сделаю здесь…
— Телли!
Его сердитый тон вернул ее к действительности. Замолчав, она посмотрела на него, заметила тени в глазах, суровые морщины на лице. Сейчас он больше походил на прежнего Тэа, того, что был скорее монстром, нежели человеком.
— Что?
— Теперь твой дом здесь.
Она все не понимала. Попыталась улыбнуться, но улыбка померкла, не получилась.
— Ты говорил так о лагере, Тэа.
Он не ответил.
Во рту у Телли пересохло.
— Ты сказал, что доверяешь мне, что видел мои снимки, что они хорошие.
— Так и есть.
— Тогда что значит — «теперь твой дом здесь»?
— Ты будешь жить тут. Со мной.
— Нет! — Слова полились потоком. — Можешь утверждать, что ты жестокий, мстительный, злобный человек, я не согласна. Твои люди тебя обожают.
— Пожалуйста, не соединяй слова «твои люди» и «обожают».
— То есть твои люди тебя любят.
— Ты путаешь привязанность и уважение. Они меня не любят, а боятся.
— Боятся? Почему?
— Им знакомы факты.
Тэа внутренне вздохнул, увидев, как напряглось лицо Телли. Эта женщина явно не в ладах с логикой. Он похитил ее, провез через всю пустыню. Удерживает тут против воли и намерен удерживать. Где здесь мягкость и доброта? Сочувствие и сопереживание?
— Не думай, что сможешь переделать меня, — коротко сказал он, раздражаясь, что приходится вести беседы такого рода. Телли пора бы и самой уяснить ситуацию. Узнать его как следует. — Не надейся сделать лучше, добрее. Ничего не выйдет.
— Я и не помышляю об этом. Единственное, что мне надо, — выбраться отсюда. Уехать домой.
— Чего я не намерен тебе позволить.
