прыгали чертики.
– А кому насра… тьфу, блин… кому насолила Ирина Королева? – парировал Миша. – Я не думаю, что дело именно во мне, но я ни черта не могу понять. – Он сдавил ладонями виски, начал мягко массировать. Снимать свою собственную головную боль в отличие от чужой ему удавалось хуже, но сегодня пойдет впрок любая терапия.
– Тебе лучше?
– Да… Понимаешь, я, наверно, впервые в своей практике никого не могу пробить. Когда ты ходишь среди обычных людей, ты, конечно, супермен, но, когда вокруг тебя еще девять таких же суперменов, ты ни фига не можешь.
– Но хоть какие-нибудь соображения есть?
– Так, есть кое-что… – Миша закончил массаж, поднялся с кровати. – Присмотрись к Людмиле Кремер. Она многим не нравится, в том числе и мне. Вокруг нее что-то происходит, причем с самого первого дня кастинга. Хотя… черт его знает, может, меня уже переклинивает. После сегодняшнего у меня в голове могли сгореть последние микросхемы… Слушай, я в душ.
– Валяй.
Миша провел в душевой кабинке пятнадцать минут, вдвое дольше обычного. Прохладная вода смывала тяжесть, проясняла голову. Пожалуй, коренное отличие его нынешнего состояния от банального похмелья заключалось в том, что оно не требовало «продолжения банкета» и прогонялось обычной бытовой физиотерапией.
Через двадцать минут в гостиную к Баранову вышел свежий, причесанный, хотя и немного озадаченный молодой человек.
– Молодец, – похвалил Баранов.
– Спасибо. Ну что?
– Что?
– Наши дальнейшие действия?
Баранов сцепил ладони, хрустнул костяшками пальцев. Теперь Миша узнал в нем старого опера.
– Будем изучать под микроскопом всех твоих коллег по манежу, – заявил Баранов. – Поднимать биографии, родословные, контакты и прочую фигню. Может, ты не в курсе, но именно твоя убитая Королева занималась делами кандидатов. Кстати, вообще вся программа третьего сезона прошла через ее руки и уж потом легла на стол к продюсерам.
– Что нам дает это знание?
– Ну, знаешь… Поводов для убийства человека не так уж и много: месть, ограбление, чистое немотивированное насилие, предотвращение нежелательных событий…
– …сокрытие информации, – закончил Миша.
– Правильно. Вот и поглядим, что из этого больше подходит к случаю с Королевой.
Михаил тихо поаплодировал.
– Вот что значит мент-сыскарь пришел…
– Не подлизывайся. Как только ваш балаган закончится, я свалю. Кстати, тебе звонили все утро на мобильный, я счел своим долгом успокоить общественность.
– Кто звонил?
Баранов выдернул из нагрудного кармана рубашки маленький блокнот.
– Рустам Шайдуллин беспокоился и просил передать, что согласен с нашей версией… Участливый мужик… Так, потом звонил Евгений Ксенофонтов, режиссер тамошний, спрашивал, пришел ли ты в себя, далее отметился Чавачин, предлагал помощь. И напоследок Маришка Садовская просила напомнить, что сегодня жюри выберет первого смертника, а вечером будете снимать прощание с ним.
– О, она уже Маришка, – усмехнулся Михаил.
Баранов и не подумал краснеть.
– Ага, забавная девица. Правда, порядком измотанная. Нам с тобой придется избавить ее от страданий.
– Пристрелим?
Баранов показал ему средний палец.
Пока первые отснятые материалы третьего сезона реалити-шоу «Ясновидящий» корчились на монтажном столе под ножницами телевизионного доктора Франкенштейна, простая обывательница и телезрительница Агнесса Мкртчяновна-или-бог-ее-знает-как Шипилова продолжала воевать с соседом Петром Ивановичем Суслопаровым. Пожалуй, это было удивительно и для нее, и для него, поскольку они никогда раньше не враждовали, хотя жили стена к стене уже тьму лет. Нынешний конфликт грозил перерасти в длительную интифаду наподобие палестино-израильского кровавого междусобойчика с одним лишь отличием: было не совсем понятно, кто против кого восстал.
После грязной стычки на лестничной клетке, когда Суслопаров обвинил Агнессу в чрезмерной любви к мастурбации, нарушающей покой соседей, та в ответ стала ежевечерне включать на полную громкость порнофильмы, для чего прежде посетила магазин сексуальных игрушек, что располагался рядом с овощным отделом в местном супермаркете. Агнесса купила целую пачку фильмов, не разбирая ни жанра, ни сексуальной ориентации главных героев, и теперь каждый вечер с восьми до одиннадцати сквозь стену к Суслопарову неслось сплошное «О-о-о!», «А-а-а!», «Фак май эсс!» и другие содержательные звуки. Сама Агнесса в это время надевала беспроводные наушники и, ужиная перед включенным телевизором, слушала Юрия Антонова.
Суслопаров честно терпел два вечера, не поддаваясь на провокации и неистово разряжаясь под душем, но на третий вечер у него были совсем другие планы: к нему приехал племянник с полным пакетом пива, воблы и копченой колбаски. Дело было как раз ближе к восьми часам вечера.
Суслопаров молился всем известным ему органам государственной власти, чтобы на сегодня Агнесса взяла тайм-аут. Когда на часах было двадцать ноль семь, ему показалось, что органы услышали. Племянник, тридцативосьмилетний разведенный и бездетный оболтус с высшим философским образованием по имени Степан, в тот момент уже раскладывал на столе закуску, расставлял бутылочки с капельками влаги на боках, продувал пыльные бокалы. Петр Иванович с вожделением поглядывал на этот натюрморт, почесывая пузо…
И тут сквозь стену донеслось два (или даже три) мужских вопля наслаждения, трактовать которые можно было однозначно. Стекла задрожали, наверное, во всем доме, а Суслопаров уронил на пол стакан. К счастью, тот не разбился.
Ор из соседней квартиры стоял около минуты, потом неожиданно оборвался. Степан застыл с занесенным над батоном колбасы ножом.
– Что это было? – спросил он после недолгого озадаченного молчания.
Петр Иванович покраснел. Но не от стыда – от ярости.
– Убью сучку…
19. В поисках истины
После первого «совета старейшин», как за глаза называли члены съемочной группы совещательные посиделки членов жюри в кафе, стало понятно, что шоу «Ясновидящий» не просто веселенькая прогулка на свежем воздухе и игра в угадайку, но и некоторым образом проверка на вшивость.
Успевшие за несколько дней подружиться участники шоу в ожидании вердикта слонялись по внутреннему дворику телекомпании, здание которой чем-то напоминало американский Пентагон, поглядывали друг на друга исподлобья, смущенно и даже немного виновато, нервно курили и перебрасывались натужными шутками. Колдун Иванов не выпускал из дрожащих пальцев свой замусоленный мундштук, затягивался, выпускал в небо кольца дыма и улыбался так, словно вот-вот расплачется. Фатима Кабирова что-то задумчиво жевала, сидя на краю скамейки, доктор Чавачин изучал содержимое телефонного справочника своего навороченного мобильного телефона. Только Людмила Кремер, как обычно, держалась в стороне и была поглощена какой-то новой книжкой в мягкой обложке. Казалось, все происходящее ее мало волновало – она была столь же непроницаема и холодна, как и всегда.
– Вот же баба, – заметил Рустам Имранович, кивая в ее сторону.
– Ага, – согласился Миша. – Я тоже никак не могу ее раскусить.
