Ведьма

Он снова подошел к окну, перекурил. На уровне второго этажа растительность была довольно густая – Валентин мог протянуть руку и коснуться ветки клена. Он таким образом словно здоровался с ним, и клен благодарно кивал ему в ответ. Трогательный и интимный ритуал… Баранов много лет воевал с соседями за право видеть у себя в квадрате окна это дерево, и статус мента-сыскаря являлся серьезным подспорьем: как говорил Аль Капоне, доброе слово и пистолет гораздо эффективнее, чем просто доброе слово, и даже сейчас, после увольнения из органов, репутация отчаянного парня ему помогала. Но конечно, ничто не вечно под луной.

Он снова сел за стол. Протянул руку к пресс-папье. Это был стеклянный шар с миниатюрным заснеженным храмом Христа Спасителя внутри, который он привез из Москвы пару лет назад. Он ездил от своего отдела на какой-то семинар, названия и целей которого уже не помнил, три дня подряд торчал в душных офисах на Петровке и не успел прикупить никаких сувениров для семьи. Уже в последний день перед посадкой на поезд выскочил на Манежной выпить пива и по ходу дела купил несколько сувенирных безделушек у торгашей возле Исторического музея. Одну из них оставил у себя. «Нравится мне эта хрень», – смущенно сказал тогда жене.

Возле пресс-папье лежала другая «хрень» – капсула с «водой из Иерусалима», которая после разоблачения Михаила Поречникова в мгновение ока потеряла свою чудодейственную силу. Теперь Валентин не носил ее всюду с собой, как раньше. Не мог. Он понимал, что ведет себя глупо, тем более что Михаил вполне убедительно доказал: сила таится не в предметах, а в смыслах, которыми мы их наделяем, точнее – в наших головах. Он ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал себя так, словно его застали за мастурбацией.

Тьфу, блин, старый хрыч, у тебя уже дочь скоро замуж выйдет!..

Ладно, хватит лирики. Включай свои закисшие мозги, включай на полную мощность!

Он сходил на кухню, налил себе растворимого кофе, отрезал кусок свежего батона. Жена, услышав шум, крикнула из спальни:

– Ты еще не надумал целоваться?

– Нет, дорогая. Если я не закончу эту работу, у меня целовалка не встанет.

– Мент несчастный…

– А у тебя – цыплячьи ножки.

Он все-таки заглянул в спальню. Жена полусидела-полулежала на двух подушках и читала какую-то толстую книжку в строгой красной обложке.

Он послал воздушный поцелуй.

– И тебе того же, – улыбнулась супруга.

Валентин вернулся за стол, придвинул к себе вторую папку. Вторая часть мерлезонского балета начинается.

Это была более информативная папка, имевшая к тому же и почти запредельную коммерческую ценность. В ней хранились дела, приготовленные для испытаний экстрасенсов. В течение нескольких месяцев члены продюсерской группы под руководством Ирины Королевой собирали письма и обращения простых граждан, столкнувшихся с бедой. Люди теряли родных и друзей в пожарах и пьяных драках, хоронили убитых, замученных и изнасилованных, искали пропавших… Словом, ничего нового для себя Баранов в этих документах не видел – обычная криминальная хроника, сборник тяжких преступлений. Было только одно отличие: все дела оставались нераскрытыми и потерпевшие или их родственники (чаще всего, увы, именно родственники), разуверившись в возможностях официального правосудия, обращались за помощью в реалити-шоу «Ясновидящий». Они обращались к экстрасенсам – к людям, которые видят и чувствуют чуть больше, чем простые смертные. Это были вопли отчаяния.

Все они проходили через группу Ирины Королевой. Она отбирала из них наиболее интересные с точки зрения телевизионной смотрибельности и сложности раскрытия, складывала их в отдельную папку, которую затем передавала на утверждение Марины Садовской. Лишь нескольким «счастливчикам» удавалось попасть в программу и как следствие получить новую надежду на раскрытие тайны.

Это тоже цирк?

Уже нет.

Баранов открыл первую страницу и начал читать.

Жена так и не дождалась поцелуя. Валентин вышел из-за стола в пятом часу утра. Он перекурил у окошка, потянулся и постоял несколько минут, глядя в предрассветную дымку и слушая, как шелестит клен. На этой проклятой ментовской работе он и забыл, как здорово бывает рано утром, когда все спят и никто никуда не бежит.

Баранов уже знал, в каком направлении следует искать, хотя и не был готов четко сформулировать свои выводы. Нужно еще немного времени, чтобы присмотреться.

«Да, вечер перестает быть томным», – подумал он.

Из дневника Екатерины Соболевой

15 июля 2008 года

Обалдеть! Обалдеть! Обалдеть!

Я уже и не ждала ничего подобного, прикинь! Думала, стрясется со мной что-нибудь эдакое лет через сто, когда мне уже ничего не будет нужно, а оно видишь как получилось. Все-таки я не такая уж и дура, как говорила мама и как мне самой когда-то казалось. Познакомилась я вчера с таким человеком! Вернее, с молодым парнем. Он уже не школьник, он учится в институте. Кажется, на третьем курсе, то есть получается, что ему сейчас двадцать лет. Он сказал, что поступил сразу, как только окончил школу, чтобы не ходить в армию… Знаешь, я раньше не понимала пацанов, которые косят от армии. Ну не то чтобы я уж очень сильно понимаю, почему они это делают, хотя новости читаю, слушаю и представляю, что такое наша армия, но что-то в глубине души меня мучило: ну как-то некрасиво все это, не очень правильно… Тысячу раз пусть будут они правы насчет того, что в армии их покалечат, будут унижать и что к «защите Родины» это не имеет никакого отношения… Но как-то все равно немного не по себе. Не должны пацаны этим кичиться, мне кажется, нет никакой в этом доблести – откосить от армии, заплатить кому-то деньги, начать мочиться в постель, изображать голубого или придурка… Бред какой-то… Но Стас оказался не таким. Он мне так все стройно изложил, что у меня просто язык не поворачивается назвать его «косарем», трусом или тряпкой (хотя, между нами говоря, на «мужика» он тоже не особенно тянет O – он такой очень интеллигентный, внимательный, тонкий, чувствующий тебя как никто другой. Мне кажется, ему в армии действительно делать нечего). Словом, он хочет посвятить себя выбранной профессии и не хочет ее потерять, потому что чувствует свое предназначение в этой профессии. Знаешь, где он учится? Я бы никогда не догадалась! На биологическом факультете! Кстати, кажется, он дальше собирается в аспирантуру, и у него определенно есть все шансы туда поступить, потому что он на очень хорошем счету у преподавателей и руководителей. Он биолог, представляешь! Таких я в обычной жизни не встречала. Есть всякие – юристы, бухгалтеры, будущие бизнесмены, просто люмпены, но чтобы биолог… Короче, он меня околдовал… Мы сидели в кафе за соседними столиками, я пила чай с лимоном, он пил латте и читал какую- то толстую книгу. Заговорили между делом, потом прогулялись (нам было в одну сторону), поболтали о том о сем. Он живет в десяти минутах ходьбы от меня… Слушай, если ты подумал, что он настолько интеллигентный, что просто внешне противный и немощный, то ты ошибаешься. Он очень даже ничего – по крайней мере гораздо симпатичнее и внушительнее, чем Сашка, с которым я недавно пыталась… того… Ну, ты помнишь… Ох, словом, я не знаю даже, что сказать. Я пригласила Стаса завтра в клуб на концерт, и он сказал, что вечером свободен и, возможно, подойдет если не на концерт, то чуть позже, чтобы немного посидеть, попить кофе или коктейля, а потом проводить домой… Так что, может быть, я даже папе дам отбой, чтобы он не ждал меня, не выгонял машину из гаража. Не знаю, посмотрим… Ладно, пошла я спать… Ах, как он красив… И я его, кажется, хочу… Примерная ученица, отличница и комсомолка, ха-ха- ха!..

OOO

21. Паника

Елизаров снова начал паниковать. Впрочем, паника – это довольно мягко сказано. Это был какой-то взрыв, от которого запросто содрогнулись бы стены соседних домов, но содрогнулся почему-то лишь он один. Какая странная и нелепая штука… Совсем недавно парню показалось, что все стало затягиваться, как царапины, полученные от полоумного кота по кличке Барсук. Был у его соседа-приятеля