– Даже не буду пытаться прочесть, – сказал он с улыбкой, оборачиваясь к врачу.
– И не надо. Раз уж вы острите, значит, с вами уже все хорошо. Желаю успехов в учебе. И не переутомляйтесь.
– Постараюсь. – Студент посмотрел на себя в зеркало, убедился в том, что в целом с ним действительно все в порядке, и, не оборачиваясь, поспешил покинуть гостеприимное заведение.
«Хрен с маслом это переутомление, Пилюлькин несчастный! – мысленно ворчал Елизаров, поднимаясь по склону больничного парка вверх, к трамвайной остановке. – Переутомление, твою мать…»
Только сейчас он начал понимать, что именно с ним произошло. Он был бы очень рад ошибиться (да что там рад – он готов был молиться на то, чтобы его выводы оказались неверными), но физические ощущения утверждали обратное: его снова сбили с ног на расстоянии, не прилагая к этому никаких усилий. В точности так же, как и в тот день, когда…
О господи, нет, неужели опять?! Неужели ему снова и снова возвращаться к тому проклятому дню? Ведь он уже начал забывать, ведь уже все стало затягиваться, как царапины от Барсука, ведь он уже всерьез поверил, что миновала его чаша сия и можно дальше продолжать жить и не просыпаться по ночам в холодном поту. Так неужели все опять?!
Дерьмо не только случается, оно иногда еще и тянется, прилипнув к твоим башмакам.
Он поднялся на проспект, остановился возле продуктового ларька, жадно обыскал глазами витрину. Может, по пиву? Нет, покрепче чего-нибудь, чтобы проснуться только завтра или вообще послезавтра… Или вообще не просыпаться. Ха-ха…
Но начать нужно с пивка.
Он купил литр крепкого, тут же, не отходя от кассы, присосался. Нервные окончания медленно приходили в норму, и серое небо казалось уже не таким мрачным, и появлялась призрачная надежда избежать повторения ужаса… Потом эта надежда становилась уже более осязаемой, а когда в бутылке осталась половина содержимого, Елизарову показалось, что он справится на этот раз. Он обязательно справится, он сделает так, что эта хрень оставит его в покое навсегда.
Он будет спать как младенец. Все будет хорошо.
На другом конце города панический ужас сжимал горло другого человека. Человеку было очень страшно. Сильнее, чем обычно.
Агнесса Мкртчяновна-или-бог-ее-знает-как Шипилова уже довольно долго валялась дома на больничном. Случилась с ней неприятность: она поссорилась с соседом Петром Ивановичем Суслопаровым. Она решила поиграть на его и без того дряблых нервах. Она отводила душу за то, что он невольно прознал о ее грехопадении. Мы всегда ненавидим тех, кто знает о нас какую-то нелицеприятную правду, и Агнесса отдалась ненависти всей душой и сердцем. Короче, Петру Ивановичу не повезло с отличным слухом, и теперь ему придется дорого заплатить за свое легкомысленное любопытство.
Но Агнесса просчиталась. Платить пришлось ей.
Племянник Суслопарова, тридцативосьмилетний разведенный философ по имени Степан, стал свидетелем грязной психологической атаки, устроенной Агнессой в самый неподходящий момент. Он собирался попить пивка, закусить рыбкой и поговорить с дядькой на какие-нибудь отвлеченные философские темы, но когда через стену доносится такое…
Словом, закончилось все довольно быстро. Степан устроил Петру Ивановичу допрос, получил всю необходимую информацию и решил действовать.
«Иначе она никогда не остановится, – сказал он, выходя в тапочках на лестничную площадку. – Это надо пресекать в зародыше. Эти недотраханные разведенные суки… С ними надо построже, дядь Петь! Или ты ей сам впердолишь, чтобы из ушей вылезло, или ты ее погасишь хуком справа. Что выбираешь?»
Петр Иванович пришел в ужас от одной мысли, что ему придется кому бы то ни было «впердоливать», поэтому дал согласие на хук. Потом он, правда, немного жалел, что подключил к этому грязному делу своего интеллектуального племянника, но в следующие несколько дней из-за стенки действительно не раздавалось никаких звуков.
Вообще никаких.
Петр Иванович отказывался думать о том, какой ценой был достигнут консенсус. Степан в тот вечер вернулся в квартиру задумчивый, почесывая подбородок. Только после первой кружки светлого пива он начал травить анекдоты, но к теме Агнессы они больше не возвращались.
И вот теперь сама Агнесса валялась дома на больничном и боролась с паническим ужасом.
Она стала слышать голоса.
Сначала ей показалось, что просто стало что-то со звукоизоляцией в их и без того почти прозрачном доме. Конечно, громкая музыка, работающие телевизоры и прочие прелести цивилизации были слышны и раньше, но разговоров, если только не повышали голос, она никогда не слышала. Теперь же она могла в деталях разобрать, кто с кем и о чем беседует. Когда она поняла, что именно слышит, ужас объял ее всю с ног до головы. Она накрылась одеялом, забилась в угол спальни и намеревалась просидеть так до тех пор, пока призраки ее не оставят.
Одеяло не спасло. Она по-прежнему слышала.
«Слушай меня, дура, – бубнил какой-то мужик у нее почти над ухом, словно сидел тут же на кровати, – слушай и не отворачивайся, когда я с тобой говорю! Ты слышишь меня?»
Она автоматически кивнула. Под одеялом было душно и довольно жутко, но она не могла высунуть голову.
«Молодец, – ответил голос. – Так я тебе и говорю: впусти его вечером, когда он придет, и оттопырься по полной программе. Понимаешь?»
Возникла пауза. Голос явно ждал ответа, но Агнесса все-таки не до конца была уверена, что вопрос адресован именно ей. С другой стороны, вдруг мужик обидится за долгое молчание? Бед не оберешься.
«Чего молчишь, идиотка? – поторопил голос. – Понимаешь, что я говорю?!»
Агнесса сделала глубокий вдох и…
…– Да, понимаю, – выдохнула!
Все, теперь уже отступать некуда! Она вступила в диалог с потусторонним миром. Она стала медиумом, как Вупи Голдберг в том фильме с Патриком Суэйзи… Как его там… А, «Привидение»! Иными словами, то, к чему она стремилась всю свою сознательную жизнь, о чем втайне грезила и чему безумно завидовала, глядя в телевизор, наконец-то свершилось, и свершилось практически без приложенных ею видимых усилий. Чтобы начать плотное взаимодействие с ребятами из потустороннего мира, достаточно получить по башке от племянника вздорного соседа. Ох, если бы она знала раньше, подставила бы башку с радостью!
Правда, голова до сих пор гудит и кружится…
«Поздравляю, – протянул довольный голос. – Добро пожаловать в наш клуб. То ли еще будет».
Агнесса нервно сглотнула. Она до сих пор сидела под одеялом и не спешила выглянуть наружу. Ей казалось, что разговор не закончен.
Спросить – не спросить?
Спрошу!
– В какой… кхм… в какой клуб? – выдавила она и замерла в ожидании скорого ответа.
Но мужик молчал.
«Может, я недостаточно твердо настроена? – подумала Агнесса. – Может, надо как-то дать понять, что я готова к большой работе?»
– Вы сказали «добро пожаловать», – повторила она громче. – А куда «добро…»?
«А добро с собой, красавица, – хмыкнул мужик. – Все свое добро тащи с собой. Ты мне нравишься».
Несмотря на очевидную нелепость ситуации, она зарделась. Господи, неужели это возможно? Чтобы кто-то мужского пола сделал ей комплимент? Да ну, так не бывает…
Но она рано радовалась. Мужик ждал ответного комплимента.
«А я тебе нравлюсь?» – спросил он негромко, но твердо.
Агнесса прикусила губу. У нее гулко стучало в висках, стучало в груди, в ногах – стучало уже везде. Она чувствовала себя барабаном.
Нет, пожалуй, для первого раза достаточно. Надо бежать. Она набралась храбрости и сбросила одеяло с головы. Свежий воздух взял ее в свои объятия.
– Мамочки! – выкрикнула Агнесса, сбрасывая одеяло на пол. Несмотря на яркий солнечный свет,
