который движенье и радость таит,хотел бы я,чтоб стал оннад городом,как в памяти нынче в моейон стоит.Стоял,весельеми силою вея,чтоб так бы егонаблюдала толпа:в пальтишке коротенькомот Москвошвея,в шапчонке,сбитой к затылку со лба.Вот так,во всем и вездевпереди, —еще ты и слова не вымолвишь, —он шел,за собой увлекая ряды,Владимир Необходимович!Но мысли о памятнике —пустые.Что толку,что чучело вымахнут ввысь?!Пускай эти толпылюдские густыенесут его силу,движеньеи мысль.Пока потокне устанет струиться,пока не иссякнетнапор буревой,он будет в глазахдвоиться, троиться,в миллионные массывнедряясь живой.На Мехико-сити,в ущельях Кавказа,в протоках парижского сквозняка —он будет повсюдув упор, большеглазо,строкою раскручиваясь,возникать.И это —не окаменелая глыба,не бронзовой маскиусловная ложь,а вечная зыбьчеловечьих улыбок,сердец человеческихвечная дрожь!
ЭПИЛОГ
Сегодняс дерев срываются листья,и угол меняетземная ось,и лескак шуба становится лисья —продути вызолочен насквозь.И в свистеэтих порывов грубых,что мусорный шлейфподымают, влача, —писательзадумывается о шубахи прочем отребьес чужого плеча.Писательство —не искусство наживы,и зря нашу жизньпроверять рублем.При этомвсплывут —которые лживы,потонут —кто в строчку до слез влюблен…А впрочем,
