открыть рот, чтобы спросить, что случилось, как Пашка неожиданно выронил трубку и, схватившись за голову, медленно осел на пол. Не ожидавший такого оборота дела Агафоныч бросил на верстак надфиль, которым осторожно убирал заусенцы с затворной планки и, подскочив к парню, принялся растерянно тормошить его, пытаясь привести в чувство.
Заметив, что ему всё хуже и хуже, он быстро связался с дежурной группой врачей, потребовав немедленно прислать санитаров с носилками. Уже через десять минут Пашка лежал в палате интенсивной терапии, подключенный к десятку разных приборов, снимавших показания сразу по нескольким параметрам.
Взволнованный Агафоныч нарезал круги по рекреации и на все попытки охранников вывести его из медицинского крыла отвечал такими тирадами, что заслушивались даже многоопытные врачи, а медсёстры просто заливались краской. В момент произнесения одной из таких тирад в рекреацию быстро вошёл Художник и, дав Агафонычу высказаться, негромко сказал:
– Ты бы хоть девчонок постеснялся, охальник старый.
– Не сахарные, переживут, – огрызнулся тот, пожимая протянутую руку.
– Что тут случилось? – быстро спросил Художник.
– А хрен его знает, – пожал плечами Агафоныч. – Ему запчасти привезли. Я получил, расписался, как положено. Потом его вызвал. Он всё осмотрел, порадовался. Сказал, что теперь только нитки шёлковые нужны и машинка швейная. Я пообещал найти. Он принялся своими железками заниматься, но вдруг замер, а потом застонал, за голову схватился и упал, – коротко и обстоятельно пояснил Агафоныч.
– Странно, – вздохнул Художник.
– Может, последствия контузии? – осторожно предположил Агафоныч.
– Может. А эти умники что говорят?
– А ничего они не говорят. Ещё не знаем. Обследуем, – скривившись, передразнил кого-то Агафоныч. – Тень на плетень наводят.
– Ничего, сейчас разберёмся, – кивнув, пообещал Художник, решительно направляясь в сторону медицинского центра.
Едва завидев верховное начальство, все дежурившие в центре врачи бросились докладывать о своих достижениях. Не обращая внимания на их лепет, Художник ухватил главного врача за отворот халата и, подтащив его поближе к себе, тихо сказал:
– Коротко и по делу. Что с ним?
– Пока не знаем. Все органы работают как часы. Внутричерепное давление в норме, общее давление, как у космонавта. Откровенно говоря, с таким здоровьем только в космос и посылать.
– Так чего же он тогда у вас под приборами лежит, а не в тире свой аппарат собирает? – зарычал начинающий терять терпение глава Конторы.
– Сам ничего не понимаю. Из всех повреждений – только слабое носовое кровотечение. Но его уже остановили. Может, он просто крови боится? Так бывает…
– Сам ты крови боишься, идиот! – не выдержав, в полный голос заорал старик. – Этот парень бывший спецназовец. Где он сейчас?
– В палате интенсивной терапии, без сознания, – быстро ответил главврач.
– Веди, – коротко приказал Художник не терпящим возражения тоном.
Решительно войдя в палату, он быстро подошёл к кровати и, наклонившись к лицу парня, тихо произнёс:
– Что с тобой случилось, тёзка?
Тихо застонав, Пашка слегка шевельнулся и, не открывая глаз, еле слышно спросил:
– Дядя Паша, это вы?
– Я, тёзка, – ответил Художник, не обращая внимания на его фамильярность.
– Кажется, я всё вспомнил, – выдохнул Пашка, делая слабую попытку открыть глаза.
– Что именно? – осторожно уточнил старик.
– Всё, дядя Паша. Всё, что со мной было.
– Так это же здорово. Только зачем было в обморок падать?
– Я не специально. Оно само так получилось, – чуть улыбнувшись, ответил Пашка и, пошевелившись, попытался сесть.
Рядом с кроватью тут же материализовался главврач и, возмущённо сверкая очками, попытался уложить его обратно. Понимая, что имея рядом поддержку в виде директора Конторы, может позволить себе лишнее, Пашка оттолкнул его руки и, оторвав от тела все датчики, сварливо ответил:
– Хватит, вы уже моей кровушки на три года вперёд напились. Мне сейчас вместо всех ваших микстур чашка хорошего чаю больше поможет.
– Вот это разговор, тёзка, – весело отозвался Художник и, сделав врачу знак не вмешиваться, что-то быстро пробормотал себе в воротник.
В ту же минуту в палату ввалились два бойца его личной охраны и, подхватив Пашку с двух сторон, быстро вынесли из палаты. Понимая, что спорить в данной ситуации себе дороже, главврач отступил в сторону с независимым видом, а-ля я умываю руки.
Не обращая на него внимания, глава Конторы вышел из палаты и, усмехаясь про себя, направился в номер, по пути позвав с собой Агафоныча. Увидев, что его подопечный очнулся, неугомонный старик вдруг куда-то исчез, появившись в номере со странным свёртком в руках.
Увидев на столе исходящие паром чашки с ароматным чаем, он одобрительно кивнул и, достав из пакета керамическую бутылку, с хитрым видом принялся осторожно разливать содержимое. По чайной ложке в каждую чашку. По номеру расплылся странный цветочный аромат. Внимательно принюхавшись, Художник удивлённо покосился на Агафоныча и, качая головой, спросил:
– Только не говори мне, что это твоя знаменитая настойка на семи травах?
– Она самая и есть, – усмехнулся Агафоныч. – Три стопки при простуде, пять при всех остальных хворях, ну и по ложечке для профилактики.
– Профилактике чего? Алкоголизма? – не удержался от шпильки Пашка.
– Засранец он и есть засранец, – покачал головой Агафоныч. – Его лечат, а он морду воротит.
– И не думал, – горячо возразил Пашка. – Ну чего ты, Агафоныч? Неужели разучился шутки мои понимать?
– Проехали, – махнул рукой Агафоныч.
– Не обращай внимания, – усмехнулся Художник. – Он от волнения всегда таким злым становится.
– От волнения? – удивлённо спросил Пашка, растерянно глядя на старика.
– Напугал ты меня, парень, – нехотя проворчал Агафоныч, бросив на старого приятеля укоризненный взгляд.
– Чем это?
– Не часто мне такие стрелки попадаются. И не должно так случаться, чтобы молодой, сильный парень, умеющий навскидку комару яйца отстрелить, умирал раньше времени, да ещё и на пустом месте, – тихо сказал Агафоныч, прихлёбывая чай.
– Спасибо вам, дядя Гриша, – тихо сказал Пашка, доставая из пачки сигарету. – За всё спасибо.
– Сочтёмся, – усмехнулся Агафоныч.
– Ну ладно, с любезностями закончили. Давайте о деле поговорим, – проворчал Художник, отмахиваясь от клубов дыма.
– О чём именно? – удивился Пашка.
– Рассказывай, тёзка, как в зоне жил, что делал, где именно обитал. Всё рассказывай. И не забудь, нашей Конторе всё известно, – твёрдо ответил старик.
– Дядя Паша, ну не надо, а?
– Чего не надо? – не понял Художник.
– А вот этих ваших конторских понтов. Конторе всё известно. Если известно, так нечего вопросы задавать, – вяло огрызнулся Пашка.
Внимательно слушавший его Художник вдруг зашёлся откровенным гомерическим хохотом. Задумчиво смотревший на Пашку Агафоныч не удержался и тоже захохотал, вторя другу густым, сочным басом. Удивлённо покосившись на стариков, Пашка недоумённо пожал плечами и, погасив окурок, взялся за
