трепыхался, хотя с отчаяния успел-таки пискнуть:
— Вот как?!..
Но Караеву только так казалось. На самом деле министр ругал и себя, и этого чертова своего Главного психиатра за то, что тот взял его измором, а он, слабак, сдался на милость победителю, и вот выслушивает про сны сивого мерина. И он с отчаянием сказал себе: «Ну и вляпался же я в говно!» А вслух обронил какую-то фразу, которая заставила этого ненормального профессора подумать, что все сказанное им поразило и потрясло его.
— Именно так! — решившись окончательно доконать его, воскликнул профессор.
Придвинув к себе чистый лист бумаги, Караев исчеркал его тонкими как ниточки вертикальными линиями. И хотя они были друг от друга расположены очень близко, тем не менее ни одна из них не наезжала на соседнюю и не касалась ее. Потом, заключив их в змееобразную спираль, Караев с детской наивностью поинтересовался:
— Вы догадываетесь, что я изобразил?
Министр пожал плечами.
— Перед вами — Человечество.
— Что?! — опешил министр и с облегчением подумал о том, что у него сейчас появится реальная возможность закончить этот разговор, если этот сбрендивший психиатр объявит себя Кандинским или Пикассо… Тогда он его смело отправит в министерство культуры.
— Человечество! — внятно и гордо повторил ученый, поспешно пояснив:
— То есть его схема…
— Ни за что бы не подумал, — не скрывая сарказма, отозвался он.
Но психиатр слишком был увлечен своим рассказом, чтобы заметить насмешку министра.
— Спираль — это свернутый в пружину жгут, — продолжал он, — каждый волосок которого — живая мыслящая особь со своим разумом, судьбой, психикой, эмоциями и так далее. А змеевик, опоясывающий этот нитяной пучок, — спираль планетного Пространства-Времени… Взаимодействие изображенных мною нитей со спиралью и составляют пряжу реальной людской жизни…
— Красиво, конечно, — горестно вздохнул министр, обреченно приготовившись послушать еще и стихи в исполнении своего посетителя. После таких слов они напрашивались сами по себе.
Однако Караев понял его реплику по-своему. Как ему того хотелось.
— И красиво, и так оно и есть, — с уверенностью произнес он. — В этом-то и заключается суть моего открытия… И технология излечения безумия основана на ней.
— Ну что ж, Бог в помощь, дорогой профессор! — в голос говорит он. — Одобряю… Работайте в этом направлении. Весьма перспективное дело…
— Спасибо, господин министр… Но чтобы я мог работать, мне нужны деньги. И немалые. Как минимум два миллиона долларов.
— Что вы?! — вытаращился министр. — Откуда у нас? Министерство совершенно без средств. Не знаю, как зарплату выдавать людям.
Хотя на лице министра была печаль и сожаление, в душе он ликовал. Теперь этот псих его с понтолыку не собьет. Таких просителей он в день видит если не сотню, то, по крайней мере, с десяток точно. С кем-с кем, а с ними он умел справляться.
— Ваша правда. С деньгами у нас туговато, — понурился главный психиатр.
Караев молчал. Он знал это не хуже них…
— Вот вы, — атаковал министр, — заведующий кафедрой, доктор медицинских наук…
— Да плюс кандидат физико-математических наук, — напоминает психиатр.
— Вот как?! Признаться, не знал… Тем более, — продолжал он свою мысль. — Скажите, каков ваш месячный оклад?
— Семьдесят тысяч манатов…
— Приблизительно двадцать долларов, — округлил министр.
— Семнадцать долларов пятьдесят центов, — уточнил Караев.
— Вот видите!.. Ну, что такое для вас эти деньги? — посочувствовал министр.
Профессор горестно кивнул.
— А вы просите два миллиона, — добивал министр и, по-дружески потрепав Караева по плечу, посоветовал:
— Найдите хорошего спонсора.
— Вам как члену правительства в этом плане проще помочь мне, — упавшим голосом произносит профессор.
— Но у меня столько дыр… Однако…
Министр по опыту знал, что просителя нельзя отправлять вовсе с пустыми руками. И лучше всего в таких случаях — всучить ему охапку радужных надежд.
— Однако, — повторил он, словно что-то имея на примете, — как только у меня появятся лишние средства, так для вас — в первую очередь.
— Лишних средств, господин министр, никогда не бывает, — направляясь к выходу, засмеялся ученый и на самом пороге, не скрывая сарказма, прибавил:
— Тем не менее, спасибо.
— Всяческих вам успехов, — с не меньшей ядовитостью пожелал министр, и, усаживаясь на место, попросил своего чиновника на минутку задержаться.
— По-моему, профессор нуждается в психическом освидетельствовании.
Психиатр промолчал.
— Вы так не думаете? — поинтересовался министр.
— Господин министр, он вполне нормальный мужик. Разве только чрезмерно увлечен своей работой, — с мягкой просительностью заступился чиновник.
— Более чем чрезмерно, — настаивал министр. — Время… Душа… Отрицательный электрон… Небесный диспетчер… Все в одну кучу, от которой, оказывается, люди и спрыгивают с ума… Чушь!.. Или вы того же мнения? — с затаенной угрозой спрашивал он.
— Очень необычная гипотеза, — уклончиво отвечает главный психиатр. — Что же касается меня — я придерживаюсь традиционной методологии лечения… Классика есть классика.
— Вы меня успокоили, коллега, — облегченно вздохнул министр. — Классика, друг мой, превыше всего!.. Можете идти. И больше глупостями меня не досаждайте.
— Классика! — воскликнул Кесслер.
Эмори вопросительно уставился на друга.
— Так отфутболить может только классик от бюрократии, — уточнил Дэнис.
— Ему с пустыми обещаниями под мышкой от этого еще тягостней, — посочувствовал Маккормак.
— Эм, ты имеешь представление об Азербайджане? — спросил Кесслер и сам же ответил за него: — Ни малейшего. Странный народ проживает там. В целом безобидный, добрейший, открытый…
— И мудрый, — вставляет Маккормак, — если он может рожать таких, как Майкл.
— Нет слов, Эм! — соглашается Дэнис, но гнет свое. — А в отдельности большинство составляют предприимчивые эгоисты с изощренным умом коммерсантов. Торговцы они, я тебе скажу, уникальные. Смогут продать то, что другим и в голову не придет. Треть своей территории продали соседней Армении, которая воевала с ними. Те практически без боя пришли и заняли их земли. Теперь кричат: «Верните!»…
— Не может быть! — не поверил Маккормак.
Кесслер горько усмехнулся.
— Средневековье… Причем, самое страшное, восточное, — продолжал Дэнис. — И вдруг некто открывает нечто… Представь себе времена Суллы. Среди неглупых появляется очень неглупый. Он изобретает самолет. Над ним смеются. Такого быть не может, ибо то, что тяжелее воздуха, в воздух не поднимется. К Сулле пройти тот человек не может. Он идет к одному из его сановников, который сам общается с императором от случая к случаю. Да еще сто раз подумает, сказать ему о самолете или нет. А если…
— Ты сгущаешь, — засомневался Маккормак.
