секретаря Совета.
— Слушатель Книжный! — не заглядывая в список, объявила она.
— Прошу, коллега, — пригласил Ментор.
И обсуждение началось.
Насколько Пытливый помнил, слушатель анализировал проблему с точки зрения разноязыкости землян. Исследовал довольно подробно. Со всех сторон. И так и эдак. А вывод особой ударной силы не имел.
— Полагаю, — сказал он, — мои многочисленные наблюдения, серия экспериментов, анализ взаимоотношений и контактов разноязыких племен дают основание рассмативать настоящую работу, как одну из многих сторон в деле разрешения возникшей на планете Земля проблемы…
— Все? — поинтересовался Ментор.
— Все! — ответил Книжный.
— Прошу вопросы и свои соображения по поводу, — ректор показал на стоявшего за кафедрой слушателя.
— У меня вопрос, — выкрикнул кто-то из задних рядов.
— Возможно я прослушал, а возможно в реферате это упущено. Подсчитывалось ли количество языков и наречий?
Книжный ответил утвердительно, назвав четырехзначную цифру.
С места поднялся Ретивый.
— Коллега, тебе наверняка приходилось встречаться с фактами такого рода, когда люди разноязычных племен, общаясь между собой, понимали друг друга. Чем вы объясните эту странность?
— Уровнем культуры и интеллекта, — коротко ответил тот.
— Допустим, — не унимался Ретивый, — но и ты, равно как и все присутствующие, были свидетелями того, как люди одного племени, разговаривающие на одном языке, не понимали друг друга, смотрели на одни и те же вещи по-разному, оценивали и решали одну и ту же проблему не одинаково… Что в конечном счете, как мы знаем, вело к неразумным эксцессам.
— Тут, — раздумчиво начал Книжный, — целый букет несовмещений. Так неприятие здравого смысла соплеменников проистекают от своекорыстных интересов каждого. Отсюда нежелание видеть очевидное. И, в конце концов, опять-таки от того же самого слабо развитого у землян здравого смысла, низкой степени знаний и малого жизненого опыта.
— Ты проводил сканирование их реакций? — наседал Ретивый.
— Очевидное я не ставил под сомнение.
— А напрасно! — заявил Ретивый. — Я проводил зондаж этого явления. Выяснилась любопытная картина. Ни корысть, ни характеры, ни степень знаний и ни недостаток жизненого опыта являлись причиной разнобоя мнений. Зондаж показал явную искренность их заблуждений… Почему?
— Это уже другая грань исследования, — сказал Книжный и не без ехидства заметил:
— Надеюсь на свое «Почему?» у тебя есть ответ.
Ретивый смолчал. Он не стал больше его донимать вопросами.
— Если я правильно понял, — вмешался Пытливый, — твоя работа не отвечает на вопрос, почему на Голубой возникла проблема, ради которой нас туда послали?
— Я ставил перед собой иную цель. Рассмотреть одну из граней этой проблемы, которая возможно, так или иначе прольет на нее свет.
— Ваши предложения, слушатель Книжный! Конкретно и коротко, — потребовал один из членов Совета.
— Свести количество языков общения до минимума. Двух-трех, думаю достаточно. Либо создать и закультивировать на всех один единственный, как, положим, на некоторых других Начальных планетах.
Больше вопросов не было. Пока Книжный занимал в зале свое место, а другой отчитывающийся шел к кафедре, в зал открылась дверь и кто-то рядом сидящему у дверей передал вдвое свернутый лист бумаги. Он пошел по рукам и, наконец, дошел до адресата. Им оказался Пытливый. Записка была от Строптивого.
Протягивая записку Камее Пытливый представил себе, как они — отец, Озаренный, Верный и Кроткий — шумной компанией ввалятся к нему в комнату, и наверняка станут подтрунивать над ним. А потом он всех повезет в горы. На поляну Божьей ауры. Правда, если они не будут заняты. От этих приятных мыслей его отвлек острый локоток Камеи.
— Плут ты этакий! Так ты там ждал отца?
Он кивнул.
— А я то думала… Кстати, откуда он знает обо мне?
— Наверное от Чаруши, — предположил он. — Да и Мастера, наверное, рассказывали.
4. Из окраин миров
Все то и дело поглядывали на ложе Всевышнего. Ярко освещенное, оно пустовало. Слушатели явно были разочарованы. Возможно многим из них никогда больше не представится случая встретиться с Ним. Хорошо если где-нибудь на перекрестке судьба столкнет с Верховным Координатором. Но и этого может не произойти.
Камея выступала во второй половине дня. Она исследовала биофизические и биохимические аспекты проблемы, как стабилизирующие факторы психики и отдельную главу посвятила роли искусства и фольклора во взаимоотношениях Хомо Сапиенсов Земли.
— Я позволю себе, — начала она, — зачитать реферат, предварив его своего рода заявлением. Моя работа не назовет и напрямую не покажет на «виновника» того «Вавилонского бедлама», коим, к сожалению, охвачена замечательнейшая из всех Начальных планет — Земля.
Последняя ее фраза вызвала в зале оживление. Пробежали довольно четко слышимые реплики: «Бесподобная планета…», «Лучшая из всех…», «Изумительное создание…» А в ряде мест раздались хлопки.
«Ах ты лиса пушистая!» — с восхищением глядя на Камею, прошептал себе под нос Пытливый.
Реакция слушателей на ее слова была понятной. До нее, а она вышла к кафедре двадцать первой по счету, никто не удосужился дать оценку самой планете, а значит и ее творцам.
— Думаю, — продолжала Камея, — Земля нам поставила задачу, требующую для ее решения комплексного подхода. То есть, решить ее, пользуясь методологией знаний какого-либо одного из известных нам видов материи, вряд ли удастся. Это моя личная точка зрения. Может, и ошибочная.
Пытливый насупился. Но никто этого не видел. И никто не слышал, как он пробормотал: «Ошибочная, конечно».
— И мою работу, — говорила Камея, следует рассматривать, как подступ к этой проблеме. Потому что, рассматривая ее с биофизической и биохимической плоскостей, а также под углом человеческой психики, я видела тупики и заходила в них. Вот эту сторону своего Отчета я и выношу на суд своих коллег. Надеюсь, это станет на определенные годы моим научным занятием…
Где-то в одиннадцатом часу вечера, посовещавшись с членами Совета, Ментор, вместо того, чтобы вызвать за кафедру очередного слушателя, объявил перерыв до завтрашнего дня.
— Осталось семь человек, — сказал он. — Не будем же сидеть до утра. Полагаю следует прерваться… В десять ноль-ноль собираемся здесь же. До свидания.
— Доброй ночи! — отозвался за всех Дрема. Ментор шутливо погрозил ему пальцем.
— А я уже отчитался, — в тон его шутки озорно сообщил Дрема.
Да, у него, у Камеи и для многих других все было уже позади. Пытливому же все еще
