— Погасите костры, мерзавцы! — голосом полным гнева крикнул он. — Кто есть — ко мне!..
В шатер ворвалась перепуганная стража и отлучавшийся по надобности лекарь.
— Верните звездочета! — приказал Аттила.
— Какого? — в недоумении глядя на царя, спросил лекарь.
— Ну этого благообразного старика, с которым я только что беседовал.
— Здесь никого не было. То был сон, мой повелитель. Крепкий и здоровый сон… Твоя жизнь, Великий Аттила, вне опасности, — радостно сообщил лекарь.
— Знаю, — с изумлением озираясь по сторонам, отрешенно отозвался царь. — Через два дня я встану в стремя.
Никакого прозрачного полога и никаких сосен, сквозь пушистые ветви которых он видел пронзительную синеву неба. И никакого звездочета.
Шатер. Факелы. Столик с лекарствами. Ковры.
«Неужели привиделось?» — подумал он и, по-деревянному засмеявшись, произнес:
— Подумать только! Все было, как наяву.
Сказать то сказал, но поверить не поверил. И с тех пор и тот старец, к которому его всегда тянуло, и его слова никогда не выходили из памяти Аттилы.
Все текло как говорил звездочет. Через два дня он встал в стремя. И еще с победными боями прошел пятьдесят переходов. А на пятидесятом его скрутила неведомая болезнь. И шел ему сорок третий год. И болезнь не отставала. Она терзала его изо дня в день, как ненасытная, кровожадная рысь. Превозмогая боль, Аттила все-таки заставлял себя каждое утро садиться на коня и объезжать пылающие костры своих воинов. Скучны были их лица. Хотя искренне оживлялись при виде непобедимого Аттилы, разговаривающего с ними, как с равными. И скучны они были не оттого, что царь не вел их в кровопролитные схватки, а потому, что они уже не хотели ни крови, ни добычи. Они тосковали по покою…
«Прав был мой старец», — думал Аттила.
Но рысь, сидевшая в нем, свирепела с каждым часом. От наносимых ею ран он едва не терял сознание. Сначала Аттила отказался от лошади и стал ходить пешком. Когда же каждый сделанный им шаг приносил боль, которую трудно было превозмочь, царь слег.
И началась схватка Великого гунна, Сына Железной горы и Огня небесного с Великой Смертью. День и ночь организм Железного варвара стойко противостоял невидимой сопернице. Она не давала ему спать. Он мог только забываться. И то на миг. Их, тех мгновений, было немного, но как они были волшебно долги и прекрасны.
И однажды, находясь в дивном но мимолетном забытие Аттила снова увидел себя у Дальнего родника, где провел чудеснейший из дней своей жизни. И снова он с тоской смотрел на высокую поросль кустов, откуда к нему выходила Лепеста. И в синих просветах густых ветвей он увидел вдруг того же самого старца-звездочета. И смотрел он на него жалеючи. И взгляд его добрых глаз сильнее самых крепких поводьев обуздывал терзающую Аттилу рысь. И Аттила пошел к нему навстречу.
— Не уходи, звездочет, — просил он. — Ответь: сума моя опустела?
Ветви, сухо треснув, издали звук похожий на слово: «Опустела…»
Аттила раздвинул кусты. Но там было пусто. Там на хрустальной ножке весело плясал высокий серебрянный ключ. И вспомнил Аттила слова старца, сказавшего ему о том, что он умрет там, где родился. А Аттила верил ему. Он с первого раза, как увидел этого старика, поверил в него…
И он крикнул в кусты:
— Так ли это, звездочет?… Я умру на родине?
Но стояла тишина.
— Звездочет! Звездочет! — отчаянно корчась от страшных когтистых рысьих ударов, звал он…
… Застонав, царь открыл глаза. По шатру метались рыжие блики горящих факелов. Колдун Гунал подносил ему дымящуюся чашу какого-то снадобья.
— Не надо, колдун, — сказал Аттила. — Да будет тебе известно, что я умру у себя на родине… Зови военачальников.
— Они все здесь, мой повелитель, — сказал Гунал.
И точно, они стояли, сгрудившись над ложем своего царя. Кто-то из них его ненавидел, кто-то любил, а кто-то был равнодушен… Царь каждого одарил ласковой улыбкой и сказал:
— Седлайте коней, волки мои. Великий Аттила поведет всех домой… Объявите всем…
— Кстати, спросил он у них, что это за городище, который я не успел взять?
— Вавилон, мой повелитель, — ответил один из них.
— Вавилон, — задумчиво протянул Аттила. — Какое знакомое слово…
И тут глаза его вспыхнули ярким светом, словно что осенило.
— Так это… — хотел было он что-то сказать, но изловчившись, рысь сумела когтями вцепиться в сердце варвара.
Откуда-то из далека-далека Аттила услышал голос колдуна Гунала:
— Великий царь гуннов, сын Железной Горы и Небесного огня, завоеватель мира Аттила — умер.
— Ну и глуп же этот колдун, — равнодушно подумал варвар, погружаясь в блаженную мглу.
2. Возвращение домой
— Он очнулся, Вэкос, — сказал кто-то над самым его ухом.
— Но он еще не открыл глаза, — возразил ему очень знакомый голос.
И, не открывая их, он повелительным голосом приказал:
— Седлайте коней! Я еду домой!
И тишину разорвал громкий, заразительный смех.
— Ты уже дома, сынок.
И Пытливый открыл глаза. Над ним склонившийся Строптивый. Рядом также похохатывая и утирая от слез глаза, стоял ассистент той камеры, в которую его только что направил Верховный Координатор Проницательный.
— А где Верховный Координатор? — спросил Пытливый.
— Перед тобой, — сказал отец и официальным тоном объявил:
— Срок приговора твоего истек. Ты блестяще справился со своим заданием. С тебя сын Железной Скалы и Огня небесного началась история Великого переселения народов Земли… Всевышний доволен.
— А результаты? Зафиксировано ли смещение точек на хроноспиралях?..
— Приборы зарегистрировали, — скороговоркой заметил Строптивый.
— А люди? Как они? Повлияло ли это на их поведение? — явно обрадованный выпалил он одним духом.
— Нисколечко.
От досады Пытливый сморщился, поцыкал, немного помолчал, а потом, прикрыв глаза, проговорил:
— Значит, я заблуждался. Дело не в скученности точек… Дело в широте контактов мантии личного времени каждого человека с иными, высшими спиралями Пространства-Времени. А это, по всей видимости, програмируется здесь…
Но Строптивый не дал ему больше говорить.
— О результатах и выводах потом, — остановил он его и с шутливой строгостью прикрикнул:
— Хватит разлеживаться, варвар! Ты что, забыл?! Мы должны лететь в наш особнячок. Он нас ждет уже пять месяцев.
— Сорок лет, папа, — поправил его Пытливый.
