Сергеем Юльевичем Витте. Всесильный министр финансов жил до той поры в служебной министерской квартире (Мойка, 45). Но, очевидно, памятуя о превратностях министерских судеб, пожелал заиметь в столице собственный угол.
Предчувствия Витте оказались обоснованными: в августе 1903 года он получил отставку с поста министра финансов и переехал в свой дом. Вскоре он был снова призван к власти — и с 27 октября 1905 года должен был жить, из соображений безопасности, при Зимнем дворце (в доме № 30 по Дворцовой набережной). Но уже в апреле 1906 года он опять возвращается к себе — безвластный, будучи лишь членом Государственного совета…
В 1907 году граф приступил к работе над своими «Воспоминаниями». Он начал их с ближайших дней, с царствования Николая II, еще обуреваемый страстями минувшей и продолжающейся борьбы. Реальность последней обозначилась очень скоро.
30 января 1907 года газета «Новое время» сообщила: «В доме графа Витте нашли адскую машину. Если бы не счастливая случайность, произошел бы новый страшный взрыв, были бы опять новые жертвы…»
«Счастливая случайность» заключалась в том, что личному секретарю графа — Гурьеву — понадобилась для занятий пустовавшая комната на верхнем этаже. Буфетному мужику Осипу Васильеву было поручено затопить здесь печь. И когда истопник занялся этим делом, то обнаружил опущенный по дымоходу на веревке ящик, в котором оказалась бомба с часовым механизмом. В соседнем дымоходе нашли еще одну такую же. Когда на полигоне произвели опытный взрыв, бомба «обнаружила такую силу, что если бы обе машины были взорваны, то силой взрыва весь дом был бы уничтожен».
Злоумышленники вскоре снова дали о себе знать. Витте получил по почте анонимное письмо. В письме сообщалось, что бомбы якобы «были заложены партией большевиков, что партия эта решила его убить и что для своего спасения он должен переслать 5000 рублей по указанному адресу». Граф отправил это письмо директору департамента полиции.
Сигналы о готовящемся новом покушении на Витте доходили до властей и по агентурным каналам. Графа просили воздержаться от посещений Государственного совета. Однако Витте не прервал свои поездки в центр города, дабы коллеги не заподозрили его в трусости. А 29 мая того же 1907 года «Петербургский листок» известил о новом происшествии: в Ржевском лесу, неподалеку от Пороховых заводов, двое мальчиков неожиданно наткнулись на ужасное зрелище. «На траве лежал молодой человек… одетый в дорогое платье и котелок. Шея убитого была насквозь пронизана кинжалом, последний так и остался в ране… Неподалеку от трупа обнаружены две не вполне снаряженные бомбы и в жестянке — гремучая ртуть. По-видимому, на роковом месте была прервана работа по снаряжению адских снарядов…»
Убийцу не пришлось долго искать. Уже на следующий день после совершения преступления, 28 мая, он явился с покаянием. Но не в органы правопорядка, а в один из комитетов партии социалистов- революционеров. «Крайне взволнованный юноша» (им оказался некий В. Федоров) рассказал, как его «завлек» не знакомый ему дотоле А.Е. Казанцев, объявивший себя революционером-максималистом. Выполняя распоряжение Казанцева, Федоров убил члена редакции «Русских ведомостей» Г.Б. Иоллоса и опустил бомбы в трубы дома Витте, проникнув к ним с крыши соседнего дома. Бомбы, найденные в Ржевском лесу, также предназначались для графа. Но Федорову к этому времени открылась двойная роль Казанцева, его принадлежность к крайне правой партии Дубровина — и он убил его.
Письменные показания Федорова были переданы эсерами в полицию, а сам герой дня был переправлен во Францию.
Следствие удовлетворилось таким исходом дела и не стало искать «заказчиков преступления», однако Витте сам выявил причастность Казанцева к Охранному отделению и установил, что полученное им анонимное письмо было написано рукой этого агента. Граф пришел к выводу: «Покушение, которое делалось на меня и на всех живущих в моем доме… делалось, с одной стороны, агентами крайне правых партий, а с другой стороны, агентами правительства…» Тем самым, считал он, пытались пресечь написание его разоблачительных «Воспоминаний» и, «главное, овладеть документами, которыми я обладал и которые находятся у меня в доме…»
Вызов на дуэль в эпоху смущенных умов
Дуэль пришла в Россию из Европы, пришла таким же путем, как и табак, кофе, картошка. Но если ввоз в новую столицу этих экзотических продуктов был санкционирован правительством, то заморский обычай решать свои проблемы в поединке с оружием в руках властями не приветствовался.
И все же, несмотря на строгие царские запреты, мода на дуэль прочно вошла в русскую жизнь. А потом дуэль была даже узаконена — в 1894 году указом Александра III. Правда, только для лиц, имеющих право на ношение военного мундира, дабы они имели законную возможность защищать свои честь и достоинство.
Вот это обстоятельство и использовал генерал А.Н. Куропаткин, когда потребовал от графа С.Ю. Витте удовлетворения за нанесенное ему оскорбление. «Вы долго, — напоминал в письме-вызове бывший командующий русскими войсками в Маньчжурии во время войны с Японией, — стояли во главе двух корпусов войск и просили о даровании Вам военного мундира. Я надеюсь, поэтому, что Вы не признаете для себя возможным уклониться от дуэли со мной». Вызов этот был вручен графу 22 марта 1910 года секундантами оскорбленного, генерал-лейтенантами К.И. Величко и К.А. Рудаковским.
В обширных «Воспоминаниях» графа Витте это нерядовое событие его жизни не упомянуто. Но письма, протоколы и другие записи, относившиеся к этому делу, сохранились в Историческом архиве. Они дают нам возможность представить, из-за чего разгорелся столь острый конфликт…
В феврале 1910 года в Николаевской военно-инженерной академии проходило обсуждение доклада, посвященного вопросам обороны в свете уроков минувшей войны. В прениях по докладу генерал Величко задел «диктатора» предвоенного периода — Витте, осуществлявшего экономию за счет потребностей военного ведомства, в результате чего крепость Порт-Артур оказалась недостаточно оборудованной и вооруженной.
Бывший «диктатор» посчитал нужным для себя ответить. Витте назвал цифры, говорившие о том, что он не жалел денег на оборону, а виновником в их плохом использовании посчитал военного министра того времени, то есть Куропаткина. Свою речь Витте закончил словами: «Итак, если наша, по выражению оратора, бедная родина не в состоянии справиться с чем-либо, то не с финансами, а с чем-либо иным. И прежде всего с нашей неуравновешенностью, а иногда с отсутствием не героизма, не военной доблести, а доблести гражданской. Между тем наши величайшие полководцы Суворов, Кутузов обладали не только военным гением, военным героизмом, но и гражданским мужеством, заключавшимся, между прочим, в умении молчаливо переносить опалы судьбы, без оборота своих неудач на других».
О необычных прениях в Инженерном замке сообщила газета «Земщина» с соответствующими цитатами. Затем в печати появилось авторитетное опровержение, указывавшее на «существенные ошибки» в приведенных графом цифрах и «фактических данных».
А заключительные слова его выступления были восприняты Куропаткиным как личное оскорбление. По ним и последовал вызов на дуэль. Генерал писал: «Как для меня, так и для всех моих товарищей несомненно, что слова Ваши о недостатке гражданского мужества относились лично ко мне… Для военного
