аристократических полков. Однако отношения между ними издавна, и уже традиционно, были непростые, а словесные перепалки между кавалергардами и конногвардейцами подчас заканчивались дуэлями. (Вспоминаются описанные Александром Дюма отношения между гвардейцами короля и кардинала.) Обратимся к истокам этого необычного явления в истории русской гвардии.
В марте 1724 года Петр I, чтобы сообщить больший блеск и необычность коронации своей супруги Екатерины, учредил для сопровождения ее особы почетный конвой, набранный из представителей знатных российских фамилий. Эта конная рота получила особую нарядную форму и была названа Кавалергардским корпусом. После окончания коронационных торжеств ее расформировали. При коронации Елизаветы Петровны чины, помогавшие ей совершить государственный переворот, были одеты в форму петровских кавалергардов, хотя именовались уже по-новому — «лейб-компанией». У Екатерины II были свои придворные кавалергарды. Император Павел сначала упразднил такой кавалергардский корпус, но в январе 1799 вновь восстановил его. Ему было дано значение личной гвардии Павла I как великого магистра рыцарского Мальтийского ордена. Корпус состоял из 189 знатных дворян, носивших на своих одеждах знак мальтийского креста. А в январе следующего 1800 года Павел решил расширить свою личную гвардию и преобразил ее в лейб-гвардии Кавалергардский полк. О рыцарской принадлежности полка должны были свидетельствовать не только его наименование, но и кирасы на всадниках и их тяжелое вооружение. Сформировать новый кирасирский полк царь поручил генералу Ф.П. Уварову.
В Петербурге в это время уже был полк, гарцующий на высоких сильных конях и одетый в кирасы, один из четырех старейших русских гвардейских полков, лейб-гвардии Конный полк. Основан он был в самом начале царствования императрицы Анны Иоанновны, повелевшей 31 декабря 1730 года «бывший Лейб- Регимент (личный конвой князя Меншикова. —
По совету графа Миниха императрица приказала набрать три кирасирских полка, что было делом новым. Кирасирским стал и Конногвардейский полк. По воспоминаниям К.Г. Манштейна: «Как Россия не имела в областях своих сильных лошадей для тяжелой конницы, то надлежало покупать оных в Голштинии, а король Прусский снабдил еще не малым числом офицеров и урядников для приведения оный в порядок и по прусскому образцу».
Для размещения лейб-гвардии Конного полка в Петербурге было отведено место на левом берегу Невы, напротив Охты — от Литейного двора до Смольного монастыря. Так и образовалась со временем так называемая Конногвардейская слобода. О тогдашнем житье в этой слободе сообщает современник: «Жили в светлицах, больших деревянных связях, разделенных сенями пополам и состоявших из двух больших покоев, в каждом из них помещались холостые и женатые солдаты. Между строениями довольно большие пространства пустой земли, занятые под огороды… Офицеры жили в больших деревянных связях».
Но такие военные городки были устроены только для некоторых гвардейских полков. Армейские же части размещались на постой у городских или сельских жителей. Такое совместное проживание солдат и обывателей представлялось правительству выгодным для государства: отпускаемые казной свечи и дрова освещали и обогревали одновременно и солдата, и обывателя.
Так протекала жизнь военного люда в мирное время. При Павле I положение изменилось. Государь Павел Петрович стал размещать свои полки в казармах, дабы освободить солдат от забот гражданского быта, не относящихся к службе. Он говорил: «Казарма есть не только жилище для солдата, но и школа, где он воспитывается». Эту идею император усвоил всецело, и создание повсеместно казарм для гвардии и армии сделалось одной из главных его забот.
В апреле 1799 года гофинтендатская контора получила царский указ: «Таврический дворец… отдать лейб-гвардии Конному полку под казармы, который и принять оного полка командиру…» Таким образом, к полковой слободе прибавился Таврический дворец, в который и стали переселять солдат полка. Волей Павла ликвидировали вскоре и Конногвардейскую слободу: все строения ее вместе с землей распродавались в пользу полка. Тогда же конногвардейцы были одеты и в новые мундиры, подобные тем, какие носила английская конная гвардия, — красные с синими отворотами, вышитыми золотом.
Но долго пользоваться дворцовыми помещениями полку не пришлось.
6 января 1800 года на параде полк Конной гвардии своей плохой выправкой навлек на себя гнев императора и был выслан в Царское Село, где должен был постигать премудрости гарнизонной службы. И обучать его был отправлен, то есть тоже выслан, цесаревич Константин Павлович, командовавший полком. Конногвардейский полк тогда состоял из двух батальонов по пяти эскадронов в каждом и отличался особым духом товарищеской сплоченности и готовности сопротивляться всяким несправедливостям. Один из эскадронных командиров, полковник H.A. Саблуков, вспоминал: «Этот дух нашего полка постарались представить в глазах государя как направление опасное, как дух крамольный, пагубно влияющий на другие полки».
Вот в это самое время и прибыл в Царское Село генерал Уваров, которому, как указывалось выше, было поручено сформировать лейб-гвардии Кавалергардский полк. Решить эту задачу Уваров намеревался за счет попавшего в немилость полка.
Для комплектования Кавалергардского полка от конногвардейцев были взяты, вопреки громким возражениям великого князя Константина Павловича, лучшие люди и лошади. Это около трех эскадронов. Понятно, что офицерское собрание обиженного полка такое бесцеремонное обращение восприняло с большим неудовольствием. О последствиях этого события затем вспоминали так: «Способ формирования — причина натянутых, чтобы не сказать враждебных отношений, возникших между конной гвардией и кавалергардами. С сего дня и зародилось в великом князе (Константине. —
Поселили новый гвардейский полк в казармах, устроенных в бывшем Баурском «доме с колоннами» (некогда приобретенном генералом Бауром для Генерального штаба), что был у Поцелуева моста на Мойке. К казармам присоединили и находившийся рядом Литовский замок.
В ноябре 1800 года Конногвардейский полк был возвращен из ссылки и помещен в дом у Измайловского моста на Фонтанке, приобретенный в казну в 1797 году у полковника Гарновского. Дом этот походил на крепость: «…с толстыми стенами, выстроенный в виде пустого четырехугольника, с двумя только воротами».
Лица, близко знавшие императора Павла Петровича, вспоминали, «что он имел искреннее и твердое желание делать добро. Все, что было несправедливо или казалось ему таковым, возмущало его душу, а сознание власти часто побуждало его пренебрегать всякими замедляющими расследованиями». Малейшее колебание при исполнении его приказаний, малейшая неисправность по службе влекли за собой жестокий выговор, и даже наказание без всякого различия лиц. Никто не мог быть уверенным в своем нынешнем служебном положении и будущем. За исключением простых тружеников и солдат, которым нечего было терять. Последние были довольны тем, что не одним им достаются в жизни шишки, а первые стали желать перемен. Особое недовольство в светском обществе вызвал разрыв с Англией, захватившей Мальту, и неожиданная дружба с Бонапартом.
Такие перемены в настроениях общества почувствовал Саблуков, когда после возвращения в Петербург стал получать приглашения на интимные обеды и вечера. Противоположные намеки и сомнения стали терзать его душу. В этой сложной ситуации полковника конной гвардии выручил советом его старый друг, художник, поэт и философ Н.И. Тончи.
