– Их?
– Ее волосы. Ты сказал – «багряные», государь. Но они алые, не правда ли?
Меровий на миг задумался.
– Дитя, а сама она как их зовет?
– Гм-м-м. Если ты полурыба, государь, то та рыба, которая составляет эту половину, – самая мудрая рыба.
– Кое-кто так и говорит. Корс Кант покачал головой.
– Она что-то еще скрывает. Вера… Я знаю, что здесь и спрятан ключик, но как его подобрать… Я не в силах, государь…
Меровий улыбнулся, вытянул длинные ноги и положил их на спину каменного дракона.
– Правду говоря, Корс Кант Эвин, не жди, что она явится к тебе – она не явится. Они, женщины.., гордячки, и не любят уступать.
– Так что же мне делать? Преследовать ее? Что?
– Умоляй, льсти, обещай, а главное – увлекай ее.
– Чем? Во мне нет ничего увлекательного! Меровий запрокинул голову, и его пышные черные волосы стали похожими на львиную гриву. Если бы не волосы, он бы походил на римлянина больше, чем Артус.
«Так ведь и римского в нем больше», – напомнил себе Корс Кант. Губернатор Меровий был избран королем Сикамбрии и народа Лангедока императором Валентинианом из рода Флавиев, когда римские легионы навсегда покинули западные провинции. Бард изловил надоедливую блоху, попытался раздавить ее между пальцами. «Пора снова помыться», – решил он.
– Так-таки ничего занятного и нет в придворном барде? – хмыкнул Меровий и покачал головой, отчего чешуя его кольчуги заскрипела, как пригоршня морских раковин. – А разве ты сам только что не поведал мне о своих песнях – таких еретических, что ты даже не осмеливаешься петь их при короле Артусе? Так спой их Анлодде! Этого достаточно, чтобы заинтересовать любую девицу. А еще.., сочини песнь, восхваляющую ее багряные волосы, бард.
Корс Кант улыбнулся – замысел пришелся ему по душе. Странный геометрический орнамент начал таять. Юноша уже собрался попросить короля снова дать ему затянуться трубкой, но тот сказал:
– Ну, а теперь расскажи мне о том, что тебя воистину тревожит, бард. То, что ты прячешь глубоко- глубоко и скрываешь даже от себя самого.
Корсу Канту вдруг стало не по себе. Он встал и отошел подальше от круга света, распространяемого факелом. Взгляд Меровия колол его спину подобно острой игле.
– Не знаю, о чем ты говоришь, государь, – солгал юноша. Его слова повисли в воздухе, словно дым персидского гашиша, – потаенные, но в то же время озаренные светом. «Я не лгу! Я просто.., сам ничего не знаю».
– Признание благостно для души, – проговорил король так тихо, что бард едва расслышал его.
И тут Корс Кант услышал другой голос. На этот раз голос уж точно звучал у него в голове. Внутренний голос или…
«Сорок дней Он провел в пустыне в поисках ответа. Сорок дней и ночей Он постился, ожидая, что ему откроется правый путь. Скипетр или меч?»
Корс Кант тряхнул головой. Совсем не друидские мысли!
– Я не могу признаться тебе, государь. Я знаю слишком мало.
– Ты понял вопрос. Расскажи мне то малое, что тебе ведомо.
«Он избрал меч и проклял всех нас, но что толку в разуме без пророчества? Царство небесное должно быть основано до того, как его покорят. Одному разуму никогда не под силу создать бога!»
В страхе Корс Кант закрыл уши ладонями.
«Уйди, уйди, уйди прочь из моей головы! – беззвучно приказывал он своему внутреннему голосу. Ночной воздух вдруг показался ему затхлым: полным алчности, похоти, тщетного стремления к славе. – Камланн, очнись! Что мы все теперь, если не свора африканских шакалов, живущих, подбирая падаль уже сто лет, и еще больше! Уйдите, оставьте меня, шептуньи!»
Он больше не мог молчать, он вдруг проговорился о том, что воистину страшило его:
– Что-то.., что-то не то.., с Ланселотом! Он стал другим. Я чувствую.., нет, это глупо. Я не друид и не сивилла, чтобы предсказывать будущее!
«И меч, и крест – это и начало и конец. Скипетр, от которого Он уже отказался. Сердце, или Грааль, который он вынул из своего тела и показал нам. Тридцать сребреников, которые он заставил взять избранного им предателя. Меч, скипетр, чаша и монета. Это все было у него, но никогда их не было вместе.
И его тоже пугали видения. Но они не отпускали его, пылали перед ним, дразнили словно сны того, кто не в силах уснуть».
Корс Кант обхватил руками голову и изо всех сил сжал ее.
– Он умирает! Артус умирает… Меровий, помоги ему!
Пендрагон лежал на смертном одре и смотрел на предателя Брута, своего убийцу, и на Мессалину, свою безликую жену. На миг все вокруг перестало существовать для барда. Он видел только смерть короля в трепещущем под ветром шатре. Верблюд сунул в шатер нос, вошел, прислонился к полотну… Египетский верблюд…
