майке, широких холщовых штанах и с трубкой из кукурузного початка, зажатой в белых зубах. Как у большинства жителей Антильских островов, от многовекового перемешивания разнообразных генофондов, внешность у шкипера была эклектическая: кожа орехового оттенка, глаза по-индейски раскосые, но черты тонкие, европеоидные. Седая курчавая бородка обрамляла улыбчивое, добродушное лицо.
— Так-так, — сказал колоритный абориген на странно звучащем, но бойком английском, дружелюбно оглядев Николая Александровича. — Рост два метра, белые джинсы, голубой пиджак, красная сумка. Приметы совпадают. Добро пожаловать на борт, мистер Карков.
— Я Фандорин, а не Карков. — Ника, ступивший было на трап, остановился. Ошибка?
— Знаю, знаю. Но мне сказали, вы русский. А Карков — это русский из романа. Давайте сумку.
Сумку Николас не дал. Речь старика показалась ему странной.
— Какого романа?
— Папаши Хема. Эрнеста Хемингуэя. «По ком звонит колокол».
— В мои времена этого писателя уже не читали, — улыбнулся магистр, успокаиваясь. — Но я понимаю, о чём вы. Смотрел когда-то фильм с Ингрид Бергман и Гарри Купером.
Они поздоровались. Рука у Фреддо была жёсткая, будто истыканная занозами.
— А я знаю роман наизусть. Моя семья многим обязана папаше Хему.
— Вы его знали? — с почтением спросил Ника.
— Нет, конечно. Но мой дед пару раз видел писателя на Кубе. Это папаша Хем в тридцатые ввёл моду на спортивное рыболовство. Сюда так и повалили американцы, потом туристы из Европы. Сначала мой дед, потом папа, а теперь вот я этим жили и живём. Надеюсь, что и сын прокормится. А всё спасибо Хему. — Шкипер с гордостью показал на своё судёнышко. — Видали, какая красотка? Уже пятое поколение. У деда была лодка «Прощай, оружие». В межсезонье он гонял контрабандой оружие то в одну латиноамериканскую страну, то в другую. Спрос на этот товар всегда имелся. Бедняга помер в венесуэльской тюряге. У папы сначала был катамаран «Фиеста», на котором он неплохо зарабатывал в сороковые. Следующую лодку старик назвал так же: «Фиеста-2», чтоб не спугнуть удачу — и тоже всё было отлично. Но на «Фиесте-3» родитель угодил в самое око урагана и сгинул, царствие ему небесное.
Фреддо, не переставая улыбаться, перекрестил лоб.
— Соболезную.
— Чего там. Красивая смерть. Немногие, кому довелось выжить, побывав в оке урагана, рассказывают: там покой, ясное небо, солнышко. И гулкая тишина, от которой глохнешь — как внутри колокола. Есть минутка-другая, чтобы помолиться. Ну а потом либо утянет вверх, и тогда ещё есть шанс, либо просто размажет по поверхности моря. Быстро, без лишней волынки. По-моему, это лучше, чем медленно подыхать от рака или ещё какой-нибудь пакости.
Николас спорить не стал.
— Поэтому вы выбрали для вашего судна такое траурное название?
— Нет, — засмеялся Фреддо. — Клиентам нравится. Многие, вроде вас, кино помнят. Ну и вообще — экзотика. На ней держимся. Суровые труженики моря, неказистые с виду, грубоватые, но хорошо начитанные и с тонко чувствующей душой.
Ника на всякий случай улыбнулся, хоть и был несколько сбит с толку. Он представлял себе туземцев иначе.
— Где все?
— Внизу. — Шкипер показал на лесенку. — А вы как думали? У меня настоящая каюта имеется. Шесть спальных мест.
Вблизи стало видно, что потрёпанность лодки не так проста, как кажется. Облупленность и обшарпанность, видимо, носили концептуальный характер и тщательно поддерживались. Ника заметил, что доски палубы сделаны из искусственно состаренного дерева, которое, как известно, дороже нового. На красно-белом спасательном круге кто-то нарочно ободрал краску и стёр несколько букв в названии.
— Мисс Борсхед снесли вниз на руках?
— Обижаете, tovarisch. У нас всё политкорректно. Когда Фил написал, что будет дама в инвалидной коляске, я заказал подъёмник и специально оборудованный туалет. Включил в счёт, конечно, — подмигнул весёлый рыбак. — Пригодится. Рыболовная яхта, приспособленная для handicapped persons,[45] это круто. Дал рекламу в интернет — клиенты записались на год вперёд.
По лесенке поднимался высокий парень — голый по пояс, фантастического телосложения. На голове у него был красный платок, из-под которого свисали дреды, выкрашенные тем же цветом. В углу рта торчала дымящаяся самокрутка. Принюхавшись, Ника покачал головой.
— Познакомься, Джордан. Это товарищ Карков, наш последний пассажир. А это мой драгоценный наследник. У Джо ещё переходный возраст не закончился, поэтому он на всех огрызается.
«Драгоценный наследник» бросил взгляд исподлобья.
— Отваливаем, что ли?
— Отдать швартовые и полный вперёд! — скомандовал Фреддо. — Навстречу научным открытиям! Курс — таинственный остров.
— Чтоб он провалился, твой остров, — проворчал тинейджер.
Из каюты, куда осторожно, держась за перила, спускался Ника, наплывала стандартная карибская музыка: Боб Марли призывал свою женщину не лить слёзы.
— Тошнит меня от этой растаманской фигни, — пожаловался шкипер, тащивший сумку. — Исключительно для клиентов держу. Сам-то я из поколения Элвиса.
То, что он назвал каютой, представляло собой глухую конуру без единого иллюминатора. Посередине грубый (но при этом тщательно зачищенный и покрытый лаком) стол со скамьями: по бокам двухъярусные койки. На одной из них, чопорно сложив руки на коленях, сидела Синтия и явно не знала, чем себя занять. Так же странно смотрелся в кубрике мсье Миньон в галстуке — будто заложник, попавший в логово сомалийских пиратов. Один Делони чувствовал себя отлично. Он листал спортивный журнал и сосал из банки пиво.
— Сэр Николас прибыл, капитан, — сказала тётя тоном отправляющейся в изгнание королевы. — Можно поднимать паруса и храни нас Господь.
Фреддо ухмыльнулся.
— Прикажете — поднимем. Желание клиента закон. Хотя вообще-то у нас мотор.
Судёнышко качнуло. Николай Александрович почувствовал, что его начинает мутить, и поспешил подняться на свежий воздух.
Болтало гораздо сильней, чем на лайнере, хотя море было почти гладким. Оно сверкало и слепило глаза, а пахло одновременно свежестью и гнилью и ещё чем-то вроде стирального порошка. Одиннадцатой палубы эти ароматы не достигали, и у магистра возникло ощущение, что только теперь он действительно вышел в море, лайнер же был не настоящим кораблём, а плавучим отелем. От первого же вдоха полной грудью тошнота прошла, будто её и не бывало. Ника встал у самого бушприта, взялся рукой за трос, и стало ему вдруг так славно, так свободно, что он сам над собой сыронизировал: корсар-флибустьер, да и только.
А потом случилось довольно удивительное событие. Поскольку Николас стоял спиной к берегу, он ничего не заметил, лишь услышал в воздухе странное хлопанье. Обернулся — и на плечо ему села большая чёрно-красная птица.
— Капитан Флинт? — Ты-то откуда взялся? — спросил магистр. — Неужто решил меня сопровождать? А как же библиотека?
Попугай глядел немигающим глазом, повернув голову в профиль.
— Кр-р-р-р.
— Прямо как я. Сбежал от книг навстречу настоящей жизни? С попугаем на плече я вылитый Джон Сильвер, только деревянной ноги не хватает. Ты умеешь кричать «пиастры»?
— Тр-р-р-р.
Птица смотрела на Нику сосредоточенно, не перебивала и только поддакивала. Она была идеальным собеседником.
— Ничего, дело наживное. Деревянную ногу мне обеспечит Делони, когда я не найду тайника. А
