обаятельной улыбкой попросил молоденькую парикмахершу «чуть-чуть поправить прическу» и подровнять бороду.
Вышел на проспект, благоухая одеколоном… Господи, до чего ж хорошо-то! Ах, как сияло солнце – больно глазам, как цвела сирень – что-то этом году рано, как пели птицы, какие девушки попадались навстречу! Вот хоть эти две, в коротеньких платьицах…
Девушки, улыбаясь смотрели на Макса… а когда прошли мимо, прыснули, расхохотались.
Молодой человек даже обиделся: это что они, над ним что ли? Остановился, почесал голову… Ах, да, ну конечно!
И выбросил авоську со старой одеждой в первую попавшуюся урну… А потом, пройдя пару кварталов, бросился обратно и, не обращая внимания на недоумевающих прохожих, выгреб из мусорки все… Черт! Это ж не та урна! Вон она, на углу…
Подбежав, Максим наклонился и, углядев среди прочего мусора босоножки «Сталин и Мао», облегченно перевел дух. Нашел и рубашку – ту самую, розовую, с оторванной манжетой… Вытащил из кармана заготовленные в вороньей слободке листочки – что ж, зря писал что ли?
– Гражданин, вы что это хулиганите?
Сержант милиции! Высокий, подтянутый, в фуражке с красным околышем, в сверкающем всеми регалиями мундире, при белой рубашечке… Праздник, что ли, какой?
– Гражданин, попрошу предъявить документы!
– Же суи… Же суи этранже…
– О! Эт ву франсе?
– Уи, месье!
– Сэ бон! Же этюдье франсе, ж эм Пари! Шарль де Голль – э гран ом!
– О, уи, уи, Шарль де Голль…
Беседа со словоохотливым милиционером, неплохо говорившим по-французски, растянулась часа на полтора, во время которых представитель исполнительной власти и «гость города» обсудили внешнюю политику президента Валери Жискар д'Эстена, игру французской сборной на прошлом чемпионате мира по футболу, нормандскую кухню, погоду в экономическом районе Иль-де-Франс и игру Жана Габена в фильме «Воздух Парижа».
Так вот, болтая, дошли до площади Конституции, где сержант, взглянув на часы, откланялся, передав на прощание привет «великому французскому народу».
Максим шутливо отдал честь и улыбнулся… Однако, и ему самому-то уже следовало спешить – в НИИ сейчас запросто могли усвистать на обед, а лишних проволочек так не хотелось бы!
Обед… уммм… обед, блин!
Первым делом узнать, где ж этот институт-то. Спросить кого-нибудь местного, вон, хоть одного из вываливших из только что подъехавшего троллейбуса мальчишек… Вон их сколько тут! Одни дети. Все нарядные, в белых рубашечках, с пионерскими галстуками…
– Мальчик, мальчик, где тут…
– Ой, дяденька, я не местный – с Лиговки…
– А ты?
– А я с Васильевского!
– А мы на Зверинской живем!
– На Зверинской? – Тихомиров покачал головой. – Так чего ж вы все здесь-то?
– А на троллейбусах катаемся.
– И на трамваях!
– На автобусах еще!
– Это чего ж так?
– Так праздник сегодня – первый день летних каникул. Бесплатно возят.
– Ага, понятно. Так что, совсем местных нет?
– Почему нет? Вон Колька – местный!
К Тихомирову вразвалочку подошел полненький мальчик с брикетом мороженого:
– Вы что хотели-то, дяденька?
– Не знаешь, где тут институт… Хим… Бром… Бум…
– Химпромбуммаш? Во-он стеклянное здание, видите? Ну, сразу за сквером… Так это он и есть!
– Большое тебе спасибо!
Тихомиров ворвался в НИИ за двадцать минут до обеда, тормознулся на проходной:
– Где тут у вас комитет комсомола?
– Из райкома, поди? Товарищ Костиков? Второй этаж, третий кабинет слева по коридору… Там уж вас заждались…
– Спасибо! Лечу!
В три прыжка по лестнице… Коридор… Рвануть дверь… Нет! Аккуратно постучать – так солидней.
– Входите!
Какой милый приятный голосок!
– Здравствуйте! Я от…
Господи!
Максим узнал ее сразу – Евгению Петровну, тетю Женю… Женечку. Юное обаятельное создание в строгой белой блузке с комсомольским значком.
Каштановые локоны, челка, чуть вздернутый носик и серые блестящие глаза – такие знакомые…
– Вы из райкома комсомола, товарищ? – улыбнулась девушка.
– Нет, я от Сергея Федоровича!
– От Сер… Ой! От товарища Абрамова что ли?
– От него.
– Так что же вы стоите-то? Садитесь! Хотите чаю?
– Обязательно… У меня как раз и конфеты есть.
Чай, конечно, Тихомиров пить не мог – выплеснул, улучив момент, в приоткрытое окошко, с удовольствием наблюдая за Женечкой… Тетя Женя, ну надо же!
Ах, какая блузочка, юбочка какая – черная, вроде бы строгая… Однако же – чуть выше колен. Чуть- чуть, слегка, но выше.
– Ой, что мы сидим-то! – выпив чашку чая, спохватилась Женечка. – Вы ж, наверное, с делом каким- то пришли?
– С делом, с делом, а как же! – Пряча улыбку, молодой человек вытащил из внутреннего кармана пиджака записку, якобы от начальника лагеря, протянул, скромно потупив глаза. – Вот…
– Ой! – быстро пробежав записку глазами, радостно воскликнула девушка. – Здорово как, честное слово, здорово! У нас как раз физрука не хватает… Ой, молодец какой Сергей Федорович, где он вас нашел?
– Через общих знакомых. Сказал – направление надо взять.
– Конечно, конечно, я вас сейчас и оформлю… Паспорт давайте!
– Паспорт… – Тихомиров виновато развел руками. – Я ж его Сергею Федоровичу оставил… и все остальное тоже.
– Плохо. – Женечка вдруг погрустнела. – Как же я вас оформлю-то? Сергей Федорович, знаете, через нас все делать должен… У нас же ведомственный лагерь. Хотя… – Девушка призадумалась ненадолго, смешно сдув упавшую на глаз челку. И снова улыбнулась: – Знаете что? Я сейчас Сергею Федоровичу позвоню, и он мне все ваши документы – номера, прописку и прочее – продиктует!
– Отлично! – одобрительно отозвался Максим. – Я смотрю, вы тут с комсомольским задором работаете… без всякой лишней волокиты. Молодцы! Честно сказать, не ожидал даже…
– Спасибо. – Женечка уже потянулась к стоявшему на столе черному телефонному аппарату.
– Не надо звонить. – Доставая остальные листки, Тихомиров мягко улыбнулся. – Вот, у меня здесь все данные записаны… Всегда так делаю, на всякий случай – мало ли что? Вот медсправка, а вот паспорт… партбилет…
