к зеркалу, но, заметив какое-то движение, в последний момент отскочила в сторону, и блестящее лезвие лишь порвало юбку.
— Ах ты гад!
Она ударила Германа с ноги, на этот раз в полную силу пусть даже и сил этих было не так уж много. Ударила хорошо, в челюсть, парень отлетел в угол, заныл:
— Су-у-ка-а-а…
Словно больше других слов не знал.
— Еще раз обзовешься — убью! — Подняв упавший на пол нож, Катерина задумчиво потрогала лезвие пальцем, — На полном серьезе — убью. Никто и искать не будет. Что сверкаешь глазками, дурачок? Что ты обо мне вообще знаешь? Только имя?
Девушка заводилась, это было видно. И так слишком уж долго сдерживалась, и глупому обормоту Герману сейчас лучше бы помолчать, так нет — подавал голос. Правда, уже больше не ругался, только лишь ненавидяще сопел:
— Мссс… Я ж тебя ссс… с собой взял, вытащил…
— Ага, вытащил. Ну и дурак! — Девушка скривилась, — Это ты, наверное, думал — взял девочку по- трахать. Ан нет! Это я тебя взяла! А сейчас — на черта ты мне нужен?
Катя подошла к чемодану, склонилась:
— Много мне не надо, я не жадная… Пятьсот евриков вполне даже хватит.
— Это мои пятьсот евриков!
— Заткнись, тварь! — Девчонка по-настоящему рассердилась, — Не твои, а твоих родителей, без которых ты и рваного рубля бы не заработал. Маменькин сынок! Ненавижу таких, как ты!
— О, как заговорила…
— Да, а ты думал? Сам по себе ты — никто, ноль без палочки. Ой, надо же, на восемнадцать лет папочка с мамочкой сыночку фирму туристическую подарили! И что, много ты в туризме понимаешь? Даже английский не удосужился выучить, козлик безрогий. А туда же, крутого из себя строишь.
Вытащив пачку «Жигана», Катерина нервно щелкнула зажигалкой и закурила.
— Может, я все-таки поднимусь? — криво улыбнулся Герман, — Во-он в то кресло сяду.
Девушка махнула рукой:
— Садись. Так. Вот мои пятьсот евриков… Мои, мои, не сверкай глазками-то, не надо, никто здесь тебя не боится, ни тебя, ни твоего ворюги-папочки.
— Не смей трогать моего отца, ты!
— Рот закрой! Не то сейчас еще получишь…
Голубые глаза Катерины сверкнули такой яростью, что на этот раз Герман счел за лучшее прикусить язык.
— Козлик ты, как и все твои дружки, такие же дебилы.
— Может, хватит обзываться-то?
— Нет уж, раз ты первый начал. Ты и такие, как ты, — сынки богатеньких буратин — самые настоящие паразиты, глисты. Никакого от вас толку!
— От тебя много…
— Много! — Катя поднялась на ноги, — Я, между прочим, после того, как отца… три пилорамы держала… ну, две с половиной, третья — на паях. И с мужиками справлялась, да не с такими, как ты и твои молокососы-дружки.
— Во-во! — Почувствовав, что непосредственной угрозы для него уже нет, Герман вновь подал голос — Лес воровать — дело нехитрое.
— Ага, что бы ты знал, дитятко!
— И не стыдно?
Он все же во многом оставался таким же капризным и избалованным ребенком, каким был лет восемь-десять назад, никак не хотел взрослеть. А зачем? При таких-то родителях?
— Мне стыдно? — Катерина неожиданно расхохоталась, — А тебе и таким, как ты, не стыдно? Я в жизни всего сама добилась, в отличие от некоторых, которым все — на блюдечке с голубой каемочкой, нате, деточки, жируйте! Вот тебе, Герочка, «порше» — катайся, зайчик. Что губки надул, ласковый? У всех ребят — «бентли»? Мамочка понимает, мамочка купит «бентли»…
— Ну хватит тебе издеваться-то! Самой, можно подумать, пилорамы не по наследству достались.
— Ага, как же! Ты попробуй еще их получи! В лесу прокуроров нету, и закон один — закон силы.
— А ты, значит, у нас сильная!
— Сильная! И умная. Иначе б давно в лесу закопали. Или голову бы отпилили «Штилем».
— Чем-чем?
— Ой, чучело! Это пила такая.
— Вот кто нашу экологию портит! — издевательски ухмыльнулся Герман, — Совесть не мучает?
— Ишь завякали, черти городские: лес, лес, экология… Хорошо вам, на всем готовеньком. Попробовали бы в глуши пожить, а еще лучше — там родиться. Сдохли бы! Вон твоя сеструха двоюродная, коровища гладкая, катается себя на «бэхе», у самой ни кожи, ни рожи, ни умишка особого. А я чем хуже? Дядя Петя мой, тракторист, почему на старом «запорожце» ездить должен? Меньше работает? Да, вы у себя в городе перетрудились, бедные, мозоли на задницах натерли. Ты вот в какой школе учился, точнее, штаны протирал? В лицее с английским уклоном. А у нас в поселке была одна восьмилетка, и ту закрыли. А у дяди Пети, между прочим, трое детей — и чем они хуже тебя? Правда, сейчас двое уже в университетах учатся. Учатся, а не дурака валяют. А не воровал бы дядюшка лес — учились бы? На какие, интересно, шиши? И только не надо говорить, что такие, как я и мой дядюшка, крадем у детей и внуков будущее. Почему ради твоего будущего наши дети должны сейчас жить в нищете? Потому что деревенские, быдло? Вот уж дудки! Накось, выкуси!
Катерина резко выбросила вперед сложенную из пальцев «фигу» и засмеялась:
— Я, между прочим, тоже сейчас не на «жигулях» езжу, Потому что не считаю себя хуже городских дур! Ладно, проехали…
Докурив, девушка выбросила окурок в пепельницу и, сменив разодранную юбку на шорты, повесила на плечо рюкзачок:
— Адье, мон шер ами! Не поминай лихом.
И ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Спустилась по лестнице вниз, на ресепшен, мило улыбнулась портье и вышла на улицу, любуясь морем и зарослями финиковых пальм.
Вообще-то Герман ей давно надоел. Двадцать четыре года, а по уму — подросток лет пятнадцати и даже того меньше. Истинный маменькин сынок! Ничем, кроме купаний, пьянок и девок, не интересуется. В музей Хабиба Бургиба и то затащить не удалось, а Катерина с детства была любознательной, ей все посмотреть хотелось, не только на пляже задницу греть да по кабакам шляться. В общем, поссорились — и славно! Давно надо было уйти. Эх, хорошо!
Катя вдруг улыбнулась, весело и задорно, так, что встречные арабы разом вывернули шеи, а проезжавший мимо таксист резко сбавил скорость и забибикал. И вот уже поехал рядом:
— Куда прикажете везти, мадемуазель? В Тунис? О, там так много развлечений! Куда больше, чем в Сусе. А Сиди-бу-Саид? Вы бывали в Сиди-бу-Саиде? Это сказка! Садитесь, вмиг довезу.
Девушка расхохоталась:
— Спасибо, месье, мне пока нравится и здесь, в Сусе.
— Ну как знаете, мадемуазель.
Разочарованный таксист прибавил скорость, и его красный «пежо» быстро скрылся за поворотом.
Свернув в тенистый сквер, Катерина уселась на лавочку у мягко журчащего фонтана и задумалась. Хотела было закурить, да постеснялась: девушка все- таки. И так — в шортах, да еще и курит… Тунис — все же мусульманская страна, что бы там ни говорили.
Так… Куда теперь? Здесь рядом, в Порт Эль-Кантауи, есть клуб подводного плавания. Может, пойти? А вдруг туда заявится Герман? Оно, конечно, и черт с ним, но все равно как-то неприятно. Наверное, она зря с ним так жестко. Родителей не выбирают — вот и вырос безвольный инфантильный сопляк, весь интеллект которого не поднимается выше обсуждения достоинств дорогих авто и доступных девок. Ладно, проехали. И что-то в этот Порт Эль-Кантауи расхотелось. Ну его к черту, в море нырять. Лучше в музей какой-нибудь… В
