к частоколу с противоположной стороны, осторожненько прислонили сушину.
– Эй, эй, — не переставал кричать Мокша. — Есть тут кто живой?
– Чего орешь?
Ага! Вот оно! Обитатель починка влез, наконец, в башенку, выглянул:
– Кто таков, паря?
– С Онциферовичей усадьбы закуп.
– С Онциферовичей? У-у-у… А почто тут?
– Да за дичиной собрался, да заплутал.
– Так ты один, что ли?
– Один, один. В охотку вот пошел, да…
– Ну и иди, куда шел! Шляются тут всякие, потом лодки пропадают.
– Да я вот и хотел… На тот бы бережок мне. Перевез бы кто-нить?
– Ха… перевез… А ведь повезло тебе, паря! До полудня пожди — вернутся наши с рыбалки, перевезут.
– Так, может, запустишь в избу?
– Вона, на пригорочке посиди — тепло.
– А…
– А к озеру спускаться не вздумай — там у нас, вишь — собачки лают, разорвут, да еще и сторожа, враз стрелами продырявят.
– Это за что ж — стрелами-то?
– А вдруг да похощешь лодку украсть?
Пока они так говорили, Михаил с Василием и Авдеем не теряли времени даром, а, прислонив сушину к частоколу, ловко перелезли во двор и затаились за дальним амбаром. Похоже, кроме того мужика, что разговаривал сейчас с Мокшей, никого иного в усадьбе не было — никто не ходил по двору.
Та-ак… А псов-то они не зря у мостков привязали… на всякий случай — чтобы кто-нибудь лодки не спер. Значит — охранять-то некому! Двое уплыли, один здесь… один… да, похоже на то — один. Ну и усадьба! А где же, спрашивается, остальной народец? Закупы, холопы, девки? Кроме этих трех, что, никого больше не имеется? Странно. Может, ушли куда? Лес на избы валить, или, там, загонную охоту устроили. На того же лося. Да, но хотя бы женщины-то должны на усадьбе остаться! Сидят по избам? А кто же будет пасти птицу — гусей там, уток, курей… Стоп! Как раз их почему-то здесь и не видно — ни куриц, ни гусей- уток, вообще никаких животных не видать, окромя вот тех псов, что у мосточков привязаны. В высшей степени странно!
Ни женщин, ни ребятишек, ни домашних животных. Не починок, а какой-то форт, из тех что когда-то строились на Диком Западе америки. Крепость. Впрочем, не такая уж и неприступная.
– В общем, жди, паря.
Закончив разговор, обитатель усадьбы — здоровенный мужик с черной, почти до самых глаз, бородой и угрюмым взглядом — проворно спустился по лестнице вниз и с крайне деловым видом зашагал по двору к центральной избе — повыше и понарядней других.
Прятавшиеся за амбаром путники переглянулись. Михаил посмотрел Василию в глаза и молча кивнул.
И все трое, покинув свое убежище, рванули к избе.
– Авдей, останешься тут, — поднимаясь по ступенькам крыльца, распорядился Миша… Миновав сени, толкнул дверь:
– Эй-эй, хозяева, есть кто-нибудь?
Возившийся в горнице у скамьи угрюмый мужик с удивлением обернулся.
– Ворота-то, говорю, у вас не заперты! — широко улыбнулся Михаил. — Кто хочешь — заходи, что хочешь — бери. Ай-ай-ай, нельзя так неосторожно! Мало ли кто тут по лесам шляется?
– Да ты кто таков, парень? — угрюмый, наконец, пришел в себя. — Ворота, говоришь, не заперты? Счас, погляжу…
Подойдя к Мише, он ухмыльнулся и, не говоря больше ни слова, ударил незваного гостя в бок узким засапожным ножом, который выхватил из-за пояса с такой ловкостью и быстротой, с какой это делают люди явно определенного склада и образа жизни — разбойники-лиходеи!
Если б не Василий — лежать бы Мише на полу с распоротой печенью, хватать бы ртом воздух…
Одначе лоцман не сплоховал — рванул приятеля позади за плечо: острое лезвие лишь вспороло кафтан.
– Ах ты ж, гад! — Миша с ходу хватил лиходея кулаком в скулу.
Удар вышел хорош, обитатель усадьбы отлетел в угол — но тут же вскочил на ноги: все ж таки массу имел солидную — бросился влево, к лавке, сорвал висевшую на стене секиру… Удар!
Однако Михаил давно уже вытащил меч, оказавшийся на ограниченном пространстве избы куда как удобнее. Правда, закругленным каролингским лезвием не очень-то удобно колоть… ну, да за неимением лучшего!
Оп!
Пока мужичага замахивался, Миша длинным выпадом достал его в грудь. Лиходей сразу остановился, заклекотал, словно горный орел, и, выронив из рук секиру, тяжело повалился на пол, заливая темно- бордовой кровью.
Василий склонился над поверженным и покачал головой:
– Готов.
– Жаль… — вытирая меч о лежавшую на лавке старую волчью шкуру, искренне огорчился Миша.
Да уж, конечно, лучше было бы вдумчиво побеседовать с этим вот лиходеем, но уж ничего не попишешь — вышло, как вышло.
– Осмотрим амбары и избы, — выйдя на крыльцо, Михаил прищурился от солнца. — Авдей, все спокойно?
– Все. Может, позвать Мокшу?
– Верно, — Миша кивнул на надвратную башню. — Залезай и посматривай, ворота мы сами откроем.
Завидев своих, Мокша вбежал на двор с радостью. Повел плечом:
– Ух, и псинищи же там, у мостков. Не собаки — медведи! Волки! Взъярились посейчас, разлаялись, как бы не сорвались.
– Ничего, — засмеялся лоцман. — Авось, через частокол не перелезут. А ну-ка закроем воротца… Вот так! Пошли по избам?
Как и предполагал Михаил, все три избы починка оказались пусты. Никого! Усаживаясь на крыльцо, Миша покачал головой и скосил глаза на Василия:
– Ну, что скажешь?
– Скажу, что здесь нехорошее место, — неожиданно заявил тот. — Все как-то не так… так не должно быть. В избах-от ни игрушек детских нет, ни свистулек, ни пряслиц… Зато оружия — куда больше, чем для охоты надобно. Словно бы одни мужики тут живут… воины!
Михаил поднял голову, закричал:
– Эй, Авдей, как там?
Авдей свесился с воротной башни:
– Спокойно все. Только псинищи лают, бесятся — видать, нас почуяли.
– Ладно, — Миша хлопнул лоцмана по плечу. — Пошли по амбарам.
Первым на пути оказался овин — приземистый сруб с печью, предназначенный для сушки снопов. В этом сушилось сено… нет, даже не сено — солома. И не очень-то ее было много.
– Для крыш да для спанья, чтоб помягче… А вон — овес… Лошадям, вестимо.
Конюшня обнаружилась рядом — с тройкой лошадей, такое впечатление, ничуть не удивившихся появлению незнакомцев.
– Ну вот, — усмехнулся Миша. — Есть лошади. Значит — тут и сеют, и пашут.
– Нет, друже, — Василий ласково погладил одного из коней по холке. — Это добрые кони, да. Только
