умозаключениях защиты. Ходатайство должно быть отклонено!
Помощник сел – так же стремительно, как и вскочил, – и принялся шептать что-то на ухо своему начальнику Джунгарову. Тот с удовлетворенным видом кивал.
– Так. Понятна ваша позиция, – кивнул Колтунов и повернулся к Лущенко. – Игорь Петрович, вы хотите по заявленному ходатайству выступить?
Лущенко, едва сдерживая кипящий гнев, поднялся:
– Да. Ваша честь, этот процесс изначально несправедлив. Уголовное дело имеет две цели. Первая – убрать меня из города для его полного разграбления.
Зал зашушукался.
– Но есть и вторая, не столь явная – показать всей стране, что институт мэров у нас коррумпирован, прогнил и ненадежен настолько, что даже их должен назначать Кремль. Поверьте, я знаю, что говорю.
Зал замер.
Обморок
Анечка едва успевала записывать.
– Но есть же элементарные правила! – возмущался бывший мэр. – Правила ведения процесса. И они, как мы видим, грубо нарушены!
«…грубо нарушены…» – записала секретарь.
– Поэтому есть смысл следовать закону, – резюмировал мэр. – Я готов участвовать в процессе. Но только в честном и открытом. Сейчас он нечестный! Я поддерживаю ходатайство моего защитника и прошу дело отправить в прокуратуру.
Аня дописала последние слова и повернулась к судье. Тот подождал, когда подсудимый сядет на свою лавочку за решеткой, и оглядел участников процесса.
– Ясно. Все высказались? Реплики? Нет? Хорошо. Суд удаляется для вынесения решения по заявленному ходатайству. Оглашение будет в два часа дня.
Анечка, показывая пример, поднялась:
– Прошу всех встать!
Аня проводила взглядом уплывающего в кабинет Колтунова, и тут что-то произошло. Она видела, как к Павлову приближаются журналисты. Видела, как два могучих оперативника переглянулись меж собой и тоже двинулись к адвокату. Как, переговариваясь, вышли из зала прокуроры. Но вот что странно: она видела все это как бы со стороны. Но главное, она видела, как хрупкая девушка из канцелярии суда дописывает протокол судебного заседания.
Аня удивилась, но сказать ничего так и не успела. Откуда-то появилась мама, на глазах превратившаяся в бабушку. «Ты же уже три года как умерла!» Бабушка засмеялась: «Смерти нет, внученька!» И тогда снова появилась мама и стала бить Аню по щекам, и Аня плакала и просила перестать, потому что было больно. Но мама все била и кричала:
– Аня, Аня! Анечка! Анна! Очнись! Очнись!
Женщина – врач «Скорой помощи» – шлепала ее по щекам и подставляла ватку с нашатырем к носу.
– Ну-ну, давай приходи! Возвращайся! Вот так! Спокойно. Тихо, тихо. Все в порядке. Вот ты и вернулась. Ничего страшного, легкий обморок. Кушала утром? Нет?
– Что со мной? – Аня лежала на лавке прямо в зале суда. Вокруг стояли два врача «Скорой», приставы и Павлов.
Оскар
Колтунов повернул ключ, толкнул дверь и, не скрывая своего мрачного настроения, с листами наперевес, вошел в зал:
– Прошу всех встать!
Публика поднялась и замерла. Судья оглядел зал и так же, не садясь, принялся за чтение определения. Он долго перечислял формальные моменты: кто, когда, кого, зачем и за что привлек. Затем стал цитировать павловское ходатайство и, наконец, перешел к самому главному:
– …Таким образом, суд, заслушав мнения сторон, пришел к выводу, что данное ходатайство подлежит частичному удовлетворению.
Он сделал паузу, и зал ощутимо заволновался. Из двух пунктов ходатайства – вернуть дело и освободить – суд выбрал лишь один. Загадкой оставалось, какой именно. А Колтунов так и тянул паузу. Ему нравились такие мгновения.
Вообще-то он делал подобный трюк при чтении каждого приговора. Вроде как переводил дыхание. Чем- то такие мгновения напоминали церемонию вручения Оскара, что стали в последние годы транслировать в прямом эфире. И особенно нравился судье момент, когда вручатель говорит нараспев «…and Oscar go-o-o- e-esto-o-o…». Весь зал замирает, и обязательно где-то в зале раздастся всхлип самой слабонервной гостьи.
В суде всхлипы раздавались тоже. Но, как правило, уже после оглашения приговора. Итак, наш Оскар идет к…
– …Суд определил!
В зале повисла мертвая тишина. Действительно, мертвая…
– Дело направить в прокуратуру для устранения нарушений, препятствующих рассмотрению дела.
По лицу подсудимого пробежала тень улыбки. Он уже понимал, что возвращение дела на доследование,
