вас! У нас же с ним контракт… я был уверен… я признаю… я не прав… Но я… я… же Айю! Айю я привезу! Она мне дала согласие! Я договорился с Кисой!
Кошки остановились, но не вернулись назад, а легли в одном метре от Фадеева, продолжая урчать. Алимджан цыкнул и, разгладив усы, ответил:
— Ну, что ж. За Айю Кисс я тебя прощаю. Пусть будет так. Подойди сюда. Да не дрожи!
Преодолевая ужас, Митя медленно спустил ноги с кресла и, стараясь не пошатнуться и — не дай бог — оступиться, прошел между кошками и встал возле Алимджана. Тот снова хлопнул в ладоши, и мальчик принес какую-то шкатулку или, скорее, очень красивую коробку. С поклоном положил на колени хозяину и исчез. Алим протянул коробку Мите:
— Держи. Открывай. Смотри.
Фадеев непослушными пальцами вскрыл золотой замочек-застежку. Откинул крышку. Внутри лежали деньги. Много. На Митин взгляд, которым он привык определять недельную, месячную и дневную выручку, около полумиллиона долларов. Фадеев сглотнул и посмотрел на хозяина шкатулки:
— А что это?
— Это деньги. Здесь твои пятьдесят тысяч. Еще пятьдесят получишь, если сделаешь, как я скажу.
— А что делать?
— Ничего не делать. Передашь Айе Кисс оставшиеся деньги. За выступление и это…
Алимджан указал на лежащую рядом с пачками денег коробочку, которую Митя и не заметил. Открыл ее двумя пальцами, унизанными перстнями: гербовым и с огромным бриллиантом. В коробке оказалось невиданной красоты кольцо. Желтый яркий, словно горящий изнутри, бриллиант на подножье из россыпи белых камней, — видимо, тоже чистейших бриллиантов. Алимджан залюбовался и улыбнулся:
— О! Великолепный камень. Тридцать шесть карат. «Шахерезада» называется. На! Иди, ей все отдашь! И смотри, если подведешь! Тце!
Гепарды зарычали и приготовились к прыжку на Митю.
— Не на-а-а-до! — попятился Митя от кошек и почти прижался к Алимджану. — Я все сделаю! Я обещаю, не подведу!
Тот снова цокнул, и кошки равнодушно побрели прочь.
— Смотри. Тебя за язык никто не тянул, но мои кошечки все слышали!
Алимджан улыбнулся очаровательной восточной улыбкой, и Митя невольно вспомнил, что именно такую улыбку видел на известном портрете Друга Всех Иракских Детей. Но сказать ничего не успел — его уже уводили те же два парня в черных костюмах.
«Ни хрена себе сходил за хлебушком!» — подумалось Мите.
Всю обратную дорогу он ехал с прижатой к животу драгоценной шкатулкой и в забытье. Перенервничавший Митя попросту спал, и ему снились кошки, перламутровые полы и алмаз «Шахерезада».
А потом он оказался в офисе и понял, что все очень и очень плохо. Автоответчик записал около двух десятков практически нецензурных сообщений от Медянской и одно — очень нехорошее — от Ивана Бессараба. И каждое слово этих телефонных спичей напоминало ему, что он, главный добытчик бабла Митя Фадеев, — никто!
«А ведь надо с этим кончать…» — подумал Митя.
Что Медянская, что Бессараб так и не поняли, что они — даже вдвоем — не Шлиц, что они — не хозяева ни бизнеса, ни положения. И главное, что следовало сделать, так это ткнуть их рожами в горькую правду.
«А может, и навсегда избавиться от этих нахлебников…»
Митя криво усмехнулся и принялся набирать номер Медянской.
Кризис
— Митя, сукин ты сын! Когда ты, наконец, появишься? — Медянская яростно швырнула телефон на стол. — Я тебя не буду искать по всему городу. Тебя другие найдут!
Она уже, наверное, сто первый раз звонила Мите и общалась с его механическим альтер эго. Автоответчик безропотно записывал все самые изощренные ругательства вдовы, на которые только она была способна. Вот только результата они не давали. Она даже придумала от отчаяния правило: «Сколько ни ругай автоответчик — денег не прибавится!»
А тем временем сигареты кончились, в холодильнике пусто, а почтовый ящик вывалил на нее гору счетов, писем из банка с грозными требованиями и напоминаниями о каких-то сроках и задолженностях. Она, не разбирая, свалила все в мусорное ведро, и сразу стало легче.
«Нет счетов — нет проблем!» — вывела Виктория новое правило.
Вообще-то она стала более внимательной к маленьким знакам и событиям, происходящим вокруг нее, и поэтому придумала себе игру — выводить правила. А потом зазвонил телефон.
— Алло! Слушаю вас!
— Виктория Станиславовна, вы мне звонили? Это Митя Фадеев.
— Ах ты! — Виктория задохнулась от неожиданности и наглости этого субъекта.
— Ну, я. Я! Что теперь?
— Куда ты пропал! Негодяй! Ты понимаешь, что из-за тебя все рушится! Как ты вообще можешь прятаться! Бегом ко мне с отчетом!
— Каким еще отчетом? Виктория Станиславовна, вы заблуждаетесь. Я вам отчет никакой давать не собираюсь. Я честно собирался привезти бабки. Как и обещал! Я слово держу! Но меня головорезы Гарика тормознули и все забрали. Я что теперь, из своего кармана должен платить?
Виктория опешила.
— Как это отняли? Просто отняли и все?!! Как Бестофф посмел?!! Ты в милицию звонил?
— Что вы такое говорите?! — фыркнул Митя. — При чем здесь милиция? Мы с Иосифом всегда такие вопросы сами решали. Нал-то черный…
Вика смутилась.
— А Бессарабу звонил?
— Смеетесь? — хмыкнул Митя. — После того, как вы его на меня натравили? Да мы с ним вообще перестали разговаривать! Я вам что — собака, чтобы меня бить?
Медянская смутилась еще сильнее. Выходило так, что она сама, своими руками отняла у себя деньги, и приличные… Сто тысяч!
— Короче, как хотите, Виктория Станиславовна, — подвел итог Фадеев, — а пока вы ничему не хозяйка, не смейте требовать от меня и отчета! Вам все понятно, Виктория Станиславовна?! Прощайте.
Митя бросил трубку, а Медянская задохнулась от возмущения и, не медля, набрала телефон Ивана Бессараба.
Сперва автоматический голос сказал о том, что соединение будет продолжено через некоторое время, и попросил оставаться на линии. Это означало, что Ваня говорит по телефону с кем-то еще и пока не принимает звонок Виктории. А потом заиграла музыка, и грубый мужской голос ответил:
— Да?
— Ваня, это Виктория.
— Какая?
— Прекрати, Иван! Ты что, перестал узнавать… хозяйку?
— Ах, Вика! Извини. Но только какая ты мне хозяйка?
«И этот — туда же!» — яростно подумала Медянская.
— Ну, если Иося был тебе хозяином, то я, как его законная жена, а теперь еще и наследница, имею право считать себя хозяйкой.
Бессараб рассмеялся — недобро.
— Ну-ну. Хозяйка, значит. Ладненько. Тогда скажи, дорогая моя хозяйка, когда ты расплатишься со
