— Это его приятели, друзья. Никакой он не бритт — варвар! Такими нежными бритты просто быть не могут… так…
— Как?
— О! По-всякому… Тебя интересуют подробности, святой отец?
Вот это беседа! Да что тут такое творится-то? И вообще, «тут» — это где? На сенник вроде бы не похоже. Скорее на какую-то яму, закрытую частой деревянной решеткой…
Черт побери!
Александр резко вскинул голову, и перед глазами закружились противные зеленые звездочки.
— Смотри-ка, очнулся!
— Я же говорила, крепкий парень! Одно слово — варвар!
Над решеткой заинтересованно склонились отец Бенедикт и Августина.
— Ну, гостюшка, — нехорошо осклабился священник. — Может быть, скажешь нам, кто жег костер, подавая сигнал Хенгисту?
— А я откуда знаю? — Молодой человек хмуро поднял глаза. — Мало ли кто тут у вас костры палит?
— У него, несомненно, есть сообщники, — Августина с усмешкой посмотрела вниз. — Тут не обойтись без пыток. Ты позволишь, святой отец? О, я умею пытать! Училась… еще там, в Британии, посреди поля Лунных Камней. Колдунья по имени Моргана учила меня, как рассекать кожу, вытягивать жилы, дробить кости…
— Тихо ты, язычница! — прикрикнул отец Венедикт. — Завтра вернется Герневий, он и решит: отдавать его тебе или сразу казнить.
— О, я знаю одну хорошую казнь! Даже и не одну.
Александр с неприязнью всмотрелся в искаженное ненавистью лицо вдовы. Садистка! Ведьма! И как она могла ему нравиться?
— До завтра долго ждать. Вдруг Хенгист…
— Подождем! — резко оборвал священник. — Все же не следует решать такие дела без старосты. Спешка нужна лишь в самом крайнем случае! К тому же этот варвар, кажется, христианин, если не врет. Вечером я его исповедую.
— Как скажешь, святой отец. — Несколько успокоившись, женщина пожала плечами.
Нет, все же она чертовски хороша. Именно чертовски!
— Кстати, староста обещал мне двух своих рабов — перекрыть крышу. И еще много чего обещал!
— Обещал — сделает, — усмехнулся отец Бенедикт. — А теперь ступай, Августина. Думаю, у тебя еще найдутся дела.
— А как же его сообщники, отче? Мы ведь так и не знаем, кто они!
— Завтра узнаем, — раздраженно отозвался священник. — Я же сказал: завтра. Идем помолимся во успокоение от всех страстей.
Хм, интересно, с чего это местный падре так раздражен? И похоже, что эта не в меру любопытная вдовушка ему сейчас очень мешает. Может, святой отец имеет насчет гостя какие-то свои планы? Это хорошо, пожалуй.
Александр наконец обрел способность соображать: раздувающая голову боль постепенно уходила, делалась все слабее, пока не осталась лишь слабость. В буквальном смысле не шевельнуть ни рукой, ни ногой. Ну, хоть соображать можно…
Молодой человек внимательно осмотрел узилище — не шибко-то глубокую (роста в полтора) яму диаметром где-то около пяти метров, перекрытую решеткой из переплетенных шестов толщиной с руку. Где-то там, наверху, должна быть и щеколда. Или решетка слишком уж тяжела для того, чтобы одному сдвинуть?
Собрав все силы, узник попытался встать. О нет! Голова сразу же закружилась так, что Саша счел за лучшее сесть обратно, прислонившись спиной к холодной земляной стенке. Проклятое зелье! И проклятая ведьма — опоила, охмурила… А он и не отказывался.
Стены здесь земляные. Можно будет попытаться сделать подкоп, прямо руками. И когда слабость пройдет, попробовать допрыгнуть до решетки. Пошатать… поглядеть… прикинуть.
Пока же, пожалуй, надо лечь и попытаться хоть немного поспать. Сон — лучшее лекарство от этой чертовой слабости.
Узнику удалось забыться часа на три-четыре. Этого вполне хватило для того, чтоб организм немного пришел в норму.
Проснувшись, молодой человек с хрустом потянулся, потом встал и подпрыгнул, ухватившись руками за решетку.
— Не пытайся ее открыть, бритт… Или кто ты на самом деле?
Отец Бенедикт!
Что, уже вечер?
Священник вдруг начал читать молитвы, гнусаво и громко, часто и мелко крестясь. Потом склонился к самой решетке и, резко понизив голос, спросил:
— Почему Хенгист прислал тебя? Он что, нам не доверяет?
Узник поначалу даже не сообразил, что с ним разговаривают на каком-то германском диалекте, очень похожем на язык вандалов и готов. А ведь Александр его хорошо понимал. Чуть подумав, на нем и ответил:
— Одни древние боги знают, что за мысли бродят в голове сего славного хевдинга!
— Ага! — удовлетворенно кивнул отец Бенедикт. — А эта сучка Августина быстро тебя раскусила! Что, Хенгист еще не передумал креститься?
— Не передумал. Затем меня и послал. Посмотреть, что здесь за храм. Достойно ли будет принять в нем крещение столь доблестному вождю?
— Наша церковь одна из лучших на побережье! — Святой отец горделиво приосанился. — Да ты и сам видел.
— Видел. И обо всем доложу. Это поистине прекрасный храм!
Священник расхохотался:
— Вот и я о том же толкую! А сколько таких церквей будет выстроено в округе, когда Хенгист станет правителем, а я — недостойный — епископом?
Услыхав такие слова, Саша поспешно опустил голову, пряча усмешку. Так вот в чем дело-то! Епископ… Понятно. Все как везде: интриги, интриги.
— Боюсь, право назначать епископов не принадлежит военному вождю, даже такому удачливому, как Хенгист Удалой, — осторожно промолвил молодой человек. — Это право скорее принадлежит Папе.
— Папа Лев умен и понимает, кого нужно будет назначить на это место в случае крещения Хенгиста… Правителя Хенгиста! Смею заметить, очень многие варвары, увы, впадают в арианскую ересь. А Хенгист будет добрым католиком!
— Ой, добрым ли? — Александр уже не смог сдержать смех.
Впрочем, за компанию хохотнул и отец Бенедикт:
— Я вижу, мы с тобой поняли друг друга. Сегодня ночью мои люди снова разведут костры. Хенгист ударит, как всегда, на рассвете?
— Как всегда.
— Славно! Вот мы обо всем и договорились.
— Славно-то славно. — Узнику вдруг показалось, что святой отец собрался уходить. — Но как я передам все вождю, сидя здесь?
— Ах вот ты о чем. — Отец Бенедикт засмеялся. — Не переживай: мой человек освободит тебя, как стемнеет.
Вот уж поистине золотые слова! Даже более приятные, чем любовный шепот Августины.
Как стемнеет…
— Напомни Хенгисту, он обязательно должен удержать своих вар… своих воинов от нападения на храм. Там буду я, там укроются женщины и дети. Укроются под сенью креста!
Снова перекрестившись, священник пробормотал молитвы и ушел, оставив узника томиться в
