– И что тебе нужно видеть? – прошамкала… бабка Виринея Паскудница.
Ну кому же еще-то здесь и шататься?!
– Жаровню – что же еще-то? Терентий, плотник, сказал – он видел такую у старика. А его ж, Созонтия- то, все равно нет – вот, думаю, и воспользуюсь – замерз очень.
– Замерз? – старуха осклабилась. – Экий ты ушлый, как я погляжу! Жаровня, между прочим, отдельных денег стоит.
– Вот я и думаю – пошарюсь у старика, может, и забесплатно сыщу?!
– Бесплатным только сыр в мышеловке бывает! – назидательно прошамкала бабка. Потом, опустив бронзовый позеленевший подсвечник с горящей свечой, махнула рукой. – Идем. Дам тебе жаровню – имей в виду, их у меня не так много. Пока ты первый спросил, ну да зима ведь не за горами.
Вслед за хозяйкой дома старший тавуллярий спустился по лестнице вниз, в трапезную.
Велев подождать, Виринея Паскудница поставила подсвечник на стол и загремела ключами.
Ага! Значит, здесь все-таки кое-что запирается.
Вытащив из кладовки складную жаровню, старуха с неким торжеством вручила ее постояльцу, не забыв пояснить:
– Две аспры в день.
– Ну… не очень дорого.
– И еще столько же – за уголья.
– Да-а, – выгребая из очага мерцающие синие угли, негромко протянул Лешка. – Выходит, соврал мне Терентий-плотник, не было у старика Созонтия никакой жаровни!
– Это какой такой Терентий? – заинтересовалась бабка.
– Такой, на поросенка похожий, губастик, – охотно пояснил Алексей. – Я, кстати, не так давно видел, как он из каморки Созонтия выходил.
– Это когда ж ты видел?!
– Да не вспомню уже… О! Незадолго до того, как Созонтий пропал. Может, уехал куда?
– Может, и уехал. – Виринея равнодушно пожала плечами. – Хотя – заплатил недавно за неделю вперед.
– Ну, спасибо за жаровню, – встав, поблагодарил жилец. – Утром занесу деньги.
– Смотри, не забудь! – бабка махнула рукой и, когда Лешка уже подошел к лестнице, добавила нарочито безразличным тоном: – Так, стало быть, ты Терентия-плотника у каморки старика видел?
– Да видал.
– Не ошибся? Не спутал?
– Да нет, не спутал.
Вернувшись к себе, старший тавуллярий засунул не очень-то и нужную ему жаровню под кровать и хрипловато рассмеялся. Ага! Клюнула бабка! Теперь, не сегодня-завтра, снова объявится господин Николай с вопросами. Ну, не может такого быть, чтобы Виринея Паскудница ему не стучала – Николай хоть и мздоимец и тот еще хмырь, но – по-первому впечатлению, не так уж и глуп. Значит, будем ждать. Будем.
Ждать пришлось недолго. Представитель местного отделения секрета явился уже буквально на следующий день, ближе к вечеру. Не чинясь – на этаже все равно никого не было – заглянул к Алексею в комнату:
– Бог в помощь! Поговорим?
– А, Николай! Заходи, заходи, гостем будешь! Садись вот, сейчас спущусь, вина принесу… Что такой кислый? На службе неприятности?
– Слушай, Алексий… ты плотника одного, Терентия, хорошо знаешь? Он сосед твой, этажом ниже живет.
– Терентия? Так я его, к слову сказать, и совсем не знаю. Ну, в лицо только.
– Говорят, ты его видал выходящим из комнаты старика Созонтия? – решительно поинтересовался гость. – Вспомни-ка поточнее – когда именно это было?
Лешка задумчиво поскреб затылок:
– Да третьего дня еще.
– А подрался ты с Терентием, значит, уже позже?!
Черт! Ну и старуха – уже и про драку доложила.
– Из-за чего драка-то вышла?
– Из-за девчонки, – смущенно отозвался Алексей. – Из-за чего же еще-то?
– Актрису не поделили? – усмехнулся Николай. – И в самом деле – хороша девка. Ты ее представление видел?
– А как же! «Медею», кажется. Мне очень понравилось.
– Понравилось?! – Гость вдруг неожиданно расхохотался. – Да ты не то видел! Я имею в виду – не ту пьесу. Не «Медею», «Электру» нужно было смотреть… Впрочем, сейчас уже поздно, разве что весною теперь.
– А при чем тут весна, зима, осень? – не понял Лешка. – Какая разница, когда какую драму смотреть?
– Большая разница! – прищурив с некоторой скабрезностью левый глаз, Николай хохотнул и пояснил: – Весной и летом труппа Мелезии – ну, так эту актрису зовут, соседку твою – ставят «Электру». Приглашают танцовщиц и они – а с ними и Мелезия – танцуют голышом! Знаешь, сколько народу посмотреть приходит?
– Догадываюсь!
– Последний раз две недели назад «Электру» ставили. Старик Созонтий – сосед твой пропавший – кстати, на нее ходил.
Гость немного помолчал, а потом спросил про Терентия – мол, не замечал ли Алексей за ним чего- нибудь подозрительного?
– Да как же я могу заметить, когда мы с ним и не общаемся вовсе! – резонно отозвался молодой человек. – Ну да, было – подрались. И все.
– А ты с ним помирись, – негромко попросил Николай. – Помирись, помирись – что смотришь?
– Постараюсь… И мне бы это… – Лешка замялся. – Для примирения ведь хорошо бы вина выпить, а Терентий, как и все плотники, пьет немало…
Гость расхохотался:
– Понял тебя, парень! На тебе двадцать аспр… Получи – распишись.
– А тут – тридцать написано.
Николай хмыкнул:
– Расписывайся, расписывайся… философ! Значит, вот как с тобою договоримся: я сюда, к тебе, больше подниматься не буду – слишком уж подозрительно. Встретимся через неделю у церкви Апостолов, на паперти, с левой стороны, идет?
– Идет. – Лешка улыбнулся и, пересчитав деньги, сунул серебришко в кошель. Не помешает!
Едва Николай успел уйти, как по лестнице загремели шаги – быстрые, радостные, легкие. И тут же раздался настойчивый стук и девичий голос спросил:
– К тебе можно?
Алексей улыбнулся:
– Заходи, заходи, душа моя! Чего вчера не пришла?
– А, устала сильно. – Мелезия, сбросив на руки Алексею плащ, беспечно завалилась на ложе, заложив за голову руки. – Кстати, Креонт ко мне больше не пристает, спасибо!
– Да не за что. – Лешка пожал плечами. – А что это за драма такая – «Электра»?
– Отличная драма! – Девушка всплеснула руками. – Ну, в самом деле – отличная! Жаль, церковь ее запрещает, говорит – срам! Ханжи! Гнусные ханжи! Ну разве можно называть срамом обнаженное женское тело?!
– Конечно, нельзя, – охотно поддержал тему старший тавуллярий. – Особенно – такое красивое, как твое! Я считаю – его вообще грех под одежды прятать!
– Ой-ой-ой! Вот уж не знала, что ты такой льстец!
