Ластик узелок не взял.
– Заберу свой алмаз. И Книгу. Тогда уйду, – хмуро сказал он.
– А Шарафудин?
– У меня вон что, – показал Ластик басмановский пистоль.
– Ну, застрелишь одного, а их там двое. Да слуги на пальбу сбегутся. – Соломка задумалась – на пару секунд, не больше. – Нет, не так надо. Давай за мной!
Он послушно побежал за ней через двор, на кухню. Там Соломка цапнула со стола небольшую, но увесистую колотушку, окованную медью.
– Держи-кось. Это
– На что она мне? – удивился он.
Они уже неслись к красному крыльцу. Во дворе было темно и пусто – почти всех слуг Шуйский увел с собой.
– Встанешь за дверью, на скамью. Я Ондрейку выманю, а ты лупи что есть силы по темечку. Сделаешь?
– С большим удовольствием, – кровожадно пообещал Ластик, взвешивая в руке тяжелую топтушу.
Выходит, прав он был. План построился сам собой. Теперь главное – ни о чем не задумываться, иначе испугаешься.
С тем, чтобы не задумываться, у Ластика было все в порядке, ступор еще не прошел.
Он пододвинул к двери думной каморы скамью, влез на нее, взял топтушу обеими руками, поднял повыше.
– Давай!
Соломка заколотила кулаком в дверь:
– Ондрей Тимофеич! Посыльный к тебе! От батюшки!
И встала так, чтобы Шарафудин, выйдя, повернулся к скамье спиной.
На «раз» делаю вдох, на «два» луплю со всей силы, на «три» он падает, сказал себе Ластик. И очень просто.
Но вышло не совсем так.
Дверь открылась, однако Ондрейка не вышел – лишь высунул голову.
– Где посыльный, боярышня?
Ластик засомневался – бить, не бить? Тянуться было далековато, но Шарафудин завертел башкой, высматривая посыльного – того и гляди, обернется. «Раз» – глубокий вдох.
«Два!» – перегнувшись, Ластик со всего размаху хряснул нехорошего человека по макушке.
На счет «три» упали оба: Ондрейка носом в доски пола, Ластик со скамейки – не удержал равновесия.
– Ты мой Илья-Муромец! – восхищенно прошептала Соломка, помогая ему подняться.
Судя по тому, что Шарафудин лежал смирно и не шевелился, удар, действительно, получился недурен.
Ластик расправил плечи, небрежно отодвинул девчонку и заглянул в щель.
В нос шибануло неприятным химическим запахом, глаза защипало от дыма.
Неужели эксперимент уже начался?!
Так и есть…
Доктор Келли стоял к двери спиной, склонившись над пламенем, и сосредоточенно двигал локтями.
Шума он явно не слышал – слишком был поглощен своим занятием.
Ластик хотел ринуться в комнату, но Соломка ухватила его за полу.
– Погоди! Надо втащить этого, не то слуги заметят, крик подымут!
Вдвоем они взяли бесчувственное тело подмышки, кое-как заволокли внутрь и закрыли дверь.
А барону хоть бы что – так и не оглянулся. И тут уж Ластик ни единой секунды терять не стал. Выдернул из-за пояса пистоль, да как гаркнет:
– Изыдь на сторону, песий сын!
Келли так и подскочил. Развернулся, и стало видно, над чем он там колдовал: на пылающей жаровне стояла чугунная сковорода, а на сковороде – стеклянный сосуд, в котором булькала и пузырилась серебристая масса, гоняя по стенам и по лицу алхимика матовые отсветы.
Ластик вскрикнул, как от боли: Райское Яблоко, стиснутое золотыми щипцами, было целиком погружено в расплавленную ртуть.