Критическое исследование хронологии древнего мира. Библия. Том 2

оказывается в действительности. Эта лакуна ушла у Юлиана на перестройку с роли императора на роль пастыря. Замечательно, что внутри этой лакуны и произошло столбование (368 г.).

 

Валентиниан–Юлиан

Что же происходило в интервале 363—370 гг.? Начало этого интервала ознаменовалось приходом к власти Валентиниана I (в переводе «Мощного») и его брата Валента. Оба брата носят практически тождественные имена и в истории характеризуются практически одинаково как жестокие тираны, находящие удовольствие и радость в пролитии человеческой крови. Морозов высказывает гипотезу, что на самом деле эта характеристика относится только к одному из двух братьев, и что его черты были приписаны другому брату для сокрытия того, что на самом деле это был Юлиан (!), вернувшийся из похода на персов. Подтверждение этой гипотезы Морозов видит в Библии, где в соответствующих отрезках богоборческого и богословского династических потоков наблюдается путанное раздвоение власти. Почти одновременно появляется богоборческий царь Васа (аналог Василия?) и Богославский царь Аса (которого мы отождествили с Иисусом), а затем преемник Васы — Эла (или Элий), т.е. тот же Юлиан. Далее на сцене появляется пророк Илья (имя которого является вариантом имени Юлиан, и который подобно Иисусу живым возносится на небо) и его современник, грешный царь Ахав (аналог Валента–Нерона). В этих еврейских персонажах проглядывают те же деятели IV в. и в тех же соотношениях сил. Выделяя самое общее и существенное, мы здесь можем констатировать борьбу каких–то двух властелинов под знаменем двух враждебных вероучений.

Последующие историки, то ли запутавшись в обрывках дошедшей до них информации, то ли руководясь определенными политико–религиозными мотивами, исключили из взаимной борьбы Валента и Валентиниана вероисповедные основания (сделав их обоих арианами, хотя некоторые греческие апокрифы относят Валентиниана к «никейцам»), сведя ее к чисто политической драке за власть.

По Библии Ахав умирает ранее пророка Ильи и, соответственно этому, Валентиниан умирает в 375 г. за три года до смерти в 378 г. Валента (который, заметим, умирает одновременно с Великим Царем). Это, по– видимому, должно служить в подкрепление гипотезы, что Валент это Великий Царь, т.е. Юлиан (то, что по «Житиям» Василий Великий борется с Валентом, ничего в данном случае не значит; путаница с древними именами и персонажами способна выкидывать и не такие номера). Однако возможно, что «Жития» правы и врагом Великого Царя был Валент, и тогда Великий Царь отождествляется с Валентинианом I. Действительно, подобно Юлиану, Валентиниан был избран легионами и победоносно воевал в Западной Европе.

Морозов подробно анализирует свою гипотезу и заключает следующими словами: « Чрезвычайно трудно в этих облаках чистого воображения определить очертания чего–либо реального, но в общем можно сказать одно. Очень вероятно, что Валентиниан I, соправитель Валента, есть лишь новое прозвище того же, не убитого в 363 году никаким таинственным копьем Юлиана, после того как его соправителем и соперником стал Валент, захвативший власть, может быть, в его отсутствие… Но все это еще требует дальнейших разъяснений, которые могут быть достигнуты лишь при полном рационалистическом сопоставлении всех первоисточников на основании новой хронологии» ([7], стр. 124—125).

 

Реконструкция биографии Юлиана–Иисуса

Мы видели, что основатель христианства Великий Царь разделился в старинных сказках о нем на несколько вариантов, окрашенных вкусами их авторов. Восстанавливать реальную историю по сказкам — то же самое, как, например, писать биографию Гарун–аль–Рашида по сказкам Шехерезады. Однако в данном случае мы имеем не одну, а несколько сказок, не один, а несколько апокрифов о том же самом, и поэтому из сравнения их можно все–таки найти хотя бы зерно первоначальной действительности и с известной долей вероятности восстановить первоначальную картину. Как пишет Морозов: «Много пройдет времени, пока окончательно выяснится эта личность, о которой и теперь можно писать лишь сентиментальные да фантастические рассказы, но основные черты ее ясны…» ([7], стр. 150).

В начале жизненного пути нашего героя мы видим молодого наследника престола, чудом избежавшего устроенной императором резни и поглощенного изучением наук как общедоступных, так и тайных. Особый интерес он проявляет к религиозным вопросам и, по–видимому, довольно рано создает свою собственную концепцию Бога (возможно, под влиянием Либания, которого и следует считать истинным вдохновителем христианства). Во всяком случае, уже в молодости он овладевает всем комплексом тогдашних наук (в том числе, по–видимому, и астрономии–астрологии) и вступает в ряды христов–назореев. В его религиозной концепции большую роль играет Солнце, из–за чего одним из его имен становится имя Юлиан (являющееся фонетическим вариантом греческого слова Гелиос). Он посещает окрестности Везувия и во время извержения подбирается к самому жерлу. В глазах верующих это интерпретируется как личная беседа с Громовержцем и усыновление им Юлиана.

Став императором и Священной Особой (Августом), он реформирует богослужение, вводя в ритуал красное вино (не привез ли он вино с юга Франции из окрестностей города Канны, имя которого созвучно евангельской Кане Галилейской, т.е. Галльской?) Опьяняющее действие этого напитка объяснялось вхождением в человека божеской сущности, что повлекло автоматическое обожествление человека, установившего литургию.

Молодой император покровительствует наукам, организует школы, способствует развитию астрономии– астрологии. Достаточный срок, прошедший со времени Диоклетиана, позволил, по–видимому, астрологам уже выявить ошибочность 365–дневного года. И вот, близкий к астрологам и сам являющийся астрологом император вводит систему високоса. Получившийся уже вполне удовлетворительный календарь по справедливости носит и до нашего времени имя «юлианского», хотя легенда и перенесла его на 400 лет назад, приписав Юлию Цезарю, мифическому тезке Юлиана.

Возможно, что Юлиан (или его советники) из–за несовершенства наблюдений предполагал, что високосные года надо устраивать каждые три года. Это послужило источником легенды, что «после смерти Цезаря понтифики по ошибке добавляли дополнительный день каждые три года» ([12], стр. 42).

Счет же лет по олимпиадам является, по–видимому, лишь иной формой юлианского календаря. Очень возможно, что олимпиады были впервые организованы Юлианом в связи с введением високоса. Быть может, они с самого начала были как–то связаны с культом Этны (которая, безусловно, была первоначальным Олимпом). Тогда запрещение во время игр военных действий окажется в связи с «мирным» характером Этны как вулкана. Из–за этой связи с культом Этны сторонники везувианского Громовержца объявили олимпийские игры «языческими» и после 393 г. запретили.

Морозов обращает внимание, что по легенде Ромул основал Рим через 22–23 года после первой олимпиады. Считая, что Ромул списан с Константина и, вычитая 22 из года воцарения Константина, мы как раз получим 284 г. — первый год эры Диоклетиана. Не является ли поэтому «олимпийская эра» все той же эрой Диоклетиана?

Юлиан отнюдь не замыкается в науке, философии и религии. Он ведет также успешные войны, демонстрируя незаурядный полководческий талант.

На время одного крупного похода он оставляет своим наместником Валента, который был старше его лет на пять и служил в его администрации как подчиненный. Поход был неудачен, войска Юлиана потерпели крупный урон, а сам он был ранен и попал в плен. Войска сочли его мертвым и вернулись в Константинополь под временным предводительством Иовиана. В Константинополе Валент, искренне считая Юлиана погибшим, объявляет себя законным императором. Являясь убежденным арианином–старовером, Валент отменяет все религиозные реформы Юлиана. Его поддерживают все сознательные круги общества, видящие опасность