разрушенные города, от которых не осталось даже развалин, но и они обнаруживаются, например, аэрофотосъемкой по остаткам фундаментов, улиц и т. п. К тому же для того, чтобы от города не осталось развалин или хотя бы камней, необходимы совершенно особые условия. Понимая это, известный египтолог Мариетт предположил, что камни фивских руин (все без остатка!) унесены ежегодными наводнениями. Но ведь Нил не горная река, а камни в воде не плавают. Да и кто же будет строить столицу на месте, заливаемом ежегодно Нилом?
Почти такое же недоумение возникает и относительно Мемфиса, который египтологами помещается недалеко от Каира у разветвления Нила при входе в дельту. В отличие от местоположения Фив это место почти идеально и стратегически и экономически. Недаром здесь находится Каир, столица Египта в продолжении всей достоверной его истории. Однако египтологи помещают Мемфис не в Каире (тогда трудно было бы что–нибудь возразить), а километров на 50 южнее, где ныне ничего нет, кроме пустого поля и пальмового леса. Археологи прямо пишут о «разочаровывающей бедности» находок в районе Мемфиса, где были найдены только остатки фундамента храма и несколько других мелких развалин, никак не соответствующих пышным описаниям первоисточников (к которым принадлежат даже арабские писатели XIII века нашей (!) эры). Морозов пишет:
«Несомненно, — говорит Бругш, старясь словом «несомненно» успокоить пораженного читателя (только что перед этим Бругш писал об отсутствии каких–либо достойных упоминания археологических находок в районе Мемфиса. —
Но почему же калифам нельзя было обосноваться прямо в том же месте, какое годилось для столицы столько тысяч лет? Да и не легче ли было накопать камней поближе?
И здесь выходит несоответствие: систематическая перевозка камней с одного берега на другой за полсотни верст едва ли могла окупать расходы, да и щебня при ломке осталось бы достаточно на месте. А его нет!
И вот для двух самых пышных столиц, так часто упоминаемых в египетских памятниках, одна (близ Коптоса) оказывается пропавшей без вести и стратегически неприемлемой, да и от другой (близ Каира) не осталось даже и щебня. Обе провалились сквозь землю…» ([6], стр. 1120).
Аналогично дело обстоит и со столицами менее заметных династий. Например, столицей «Тинисской» династии считается город Тинис, от Которого, как говорят нам, осталась лишь кучка развалин около Абидосского храма в Гарабит–эль–Модерцкэ, вдали от культурных низовьев Нила, где так же как и в Фивах, никогда не могла организоваться столица Египта. Столицу «Элефантинской» династии египтологи помещают на остров Джезирет Ассуан совсем уже далеко от Каира. «Допустить, что тут скрывалась в пустыне… целая династия его властелинов даже смешно. Кто в людных центрах жизни стал бы признавать такую беглую пустынножительствующую династию? Разве не нашлось бы в Мемфисе тысяч людей, поспешивших заменить ее собою?» ([6], стр. 991).
О некоторых фараонах нам сообщают, что они строили свои столицы на новом месте. И тут удивление вызывает невероятно неудачный выбор места для новых столиц. Так, например, новая столица Эхнатона Ахтатон («Горизонт Атона») расположена, по уверению историков, в замкнутой долине, из которой имеются лишь два узких горных прохода. В таком месте может быть все что угодно, но только не столица обширного государства. Построивший новый столичный город Рамзес II этой ошибки не сделал. «Он сооружает себе столицу на границе Азии и Египта, которая была воздвигнута им столь же быстро, как Горизонт Атона Эхнатоном… Город, воздвигнутый на границе Египта, сделался крупным центром и вызывал восторг тех, кто его видел. » ([128], стр. 289). Кстати, не удивительна ли поразительная скорость, с которой египтяне возводили новые города? Ведь даже Петербург, заложенный Петром, потребовал для своего строительства несколько десятков лет пока сложился его ансамбль, а строила его вся Российская империя… Иероглифические памятники подробно описывают город Рамзеса, его храмы и дворцы, многочисленное, разноязычное (?!) население, каналы (!) и озера (?!) около него. Этот громадный город (описание которого так напоминает Константинополь, который, заметим, находится на границе Азии и Европы) полностью исчез и местоположение его неизвестно. Некоторые египтологи помещают его вблизи от нынешнего поселка Сан, но там раскопки обнаружили лишь обломки нескольких статуй (относимых к VI и VII династиям) и никаких остатков крупных зданий. Если город Рамзеса действительно был там, то он также исчез бесследно, как Мемфис и Фивы. Но спросим себя еще раз, можно ли допустить полные исчезновения крупных городов в такой стране как Египет, в почве которой сохранились многочисленные сооружения, существенно меньшего масштаба? На этот вопрос мы от историков ответа не имеем.
Фабрикация династий
С точки зрения Морозова, в отношении города Рамзеса вопросов нет — это явно Константинополь, город Константина. То обстоятельство, что в некоторых папирусах его местоположение якобы указано «между Египтом и Финикией» означает лишь шуточки переводческой фантазии.
Но, например, с Фивами или Элефантиной дело обстоит совсем иначе. Египтологи не случайно помещают Фивы в столь неудобном месте около Коптоса. Там на восточном берегу Нила до сих пор стоят величественные и хорошо сохранившиеся остатки Карнакского и Луксорского храмов, а на другом берегу также хорошо сохранившиеся остатки храма Рамзеса и нескольких других храмов. Ясно, — рассуждают египтологи, — что и столица, которую, судя по надписям, обслуживали эти храмы, должна быть неподалеку. Но, если сохранились храмы, то полное уничтожение всех остальных зданий делается уж совсем необъяснимым. Поэтому не остается ничего другого, как предположить, что на этом месте никогда не было никаких капитальных строений, кроме храмов, то есть, что здесь был крупный религиозный центр, но никак не светский. Заметим, что по–египетски Фивы назывались «Городом Амона», что греки переводили как «Диополис» — город Зевса.
Таким образом если мы, предположим, что названия династий произошли не от светских столиц, а от религиозных центров, то все отмеченные выше трудности исчезнут, и, более того, станет прозрачно ясным, почему эти «столицы» располагались в столь удаленных местах подальше от мирской суеты.
Морозов полагает, что в Египте IV—VI веков н. э. существовало много религиозных центров, связанных единством почитания бога–Отца, но отличающихся конкретными формами культа. Сейчас мы эти расхождения воспринимаем как поклонение различным богам, но, по–видимому, эти расхождения были ближе к тому, как в России в одном монастыре поклонялись «Смоленской Божьей Матери», а в другом «Владимирской».
Каждый центр в идеологических условиях того времени собирал вокруг себя художников, поэтов и ученых, т. е. был не только религиозным центром, но и сосредоточием культуры и учености. Поэтому Морозов предпочитает называть эти центры «схоластическими школами». Каждая из этих школ имела свой «научный» жаргон и развивала свой собственный ритуальный стиль в художестве.
Морозов подчеркивает, что школы древней науки были замкнутыми организациями, ревниво относящимися к успехам других. «Каждая Древняя школа, находясь в связи с культом того или иного местного бога, старалась держать свои открытия только для себя, оберегая от других… Почитатели бога Хема в Коптосе скрывали свои знания от почитателей бога Отца (Паты) в Мемфисе, а эти от них и т. д. и т. д. » ([6], стр. 986).
Каждое «августейшее посещение» такой школы императором или его сановником выливалось в панегирическое торжество. Чтобы снискать благосклонность императора (и получить кредиты и людскую силу для украшения существующих храмов и строительства новых) жрецы храма всячески изощрялись. Они присваивали императору новое имя, долженствующее своей магической силой привлечь на него благословение божие, высекали на каменных панелях надписи и изображения, прославляющие императора и его предков, устраивали «народные» гуляния и т. д. и т. п.
Таким образом, в каждой школе император получал имя (или имена) специфичные для этой школы,
