попросил, чтоб они его «только погладили». Что известная оперная певица, пожилая грузная женщина, затаскивает к себе в постель студентов консерватории, будущих певцов, обещая им помощь в карьере. Что модный арт-критик регулярно нюхает кокаин, а недавно барыга кинул его на крупную сумму. Что один мой коллега-журналист посещает салон интимных услуг и платит одной и той же проститутке деньги за то, что она трахает его в задницу резиновым членом. Все это Арчи сообщил мне, несколько остолбеневшему, доверительно улыбаясь, как если бы он делился с ближайшим другом самым что ни на есть сокровенным. А ведь, в сущности, видел он меня впервые…
Мне вдруг показалось, пока я разговаривал с ним, что я падаю в какую-то сортирную клоаку и падение доставляет мне почему-то неизъяснимое удовольствие. Что внутри меня открываются невидимые шлюзы и начинает хлестать морская соленая вода, постепенно заполняя пустой, заждавшийся ее резервуар. Сделалось легко и спокойно. Хотелось много говорить, расхаживать по комнате, размахивать руками, самозабвенно врать. Искренняя доброта, в которую я окунался прежде, еще час назад, запивая вином и заедая телятиной болтовню Ирены, отступила, хотя чувство сытости сохранялось. Злобы не было. Зато появилось какое-то странное ощущение силы, совершенно нейтральной, безучастной к страданию и радости, жаждущей новых сочетаний слов, жизненных парадоксов, приключений и расчетливой игры. В тот вечер мне как-то особенно было приятно, что я так вкусно поел за чужой счет.
Отдавая боль земле
Ирена засобиралась домой, и мы с Арчи решили проводить ее до метро. Она начала было протестовать, но Арчи и слушать ничего не захотел:
— Родная моя, — сияя сказал он и нежно поцеловал ее в щеку, — ну куда же ты без нас? А вдруг тебя украдут? А? Такую красавицу и умницу? Да и нам с тобой, Андрюша, — Арчи обратился ко мне, — легкая прогулка, вечерний моцион не повредят, верно ведь? Погодите, друзья, я сейчас переоденусь во что-нибудь чуть менее экзотическое.
— Вздор! Для такой дурищи и страшилы, как Ирена, и так слишком много чести, — уверял он меня, когда мы шли обратно и я робко высказался в том смысле, что нам с ним, наверное, стоило поехать с Иреной и проводить ее до дому. — Предаваться ненужной рефлексии здесь совершенно неуместно. Вспомни, чему нас учил Ницше.
— Чему? — спросил я.
Арчи недовольно поджал губы и не без некоторого сочувствия в голосе произнес:
— Самоотрицанию духа. Эту формулировку тебе, я надеюсь, не нужно разжевывать?
— Нет, не нужно, — соврал я.
— Стало быть, Ирена, — Арчи продолжил развивать свою мысль, — порученное ей дело уже сделала. В том смысле, что познакомила нас с тобой. Ну, познакомила, и молодец. Больше она нам совершенно не нужна. Пусть себе едет на все четыре стороны, домой, к мужу, к детям. Тем более, если ты заметил, с ней очень скучно. Я люблю… — тут Арчи прервался на полуслове и, подняв вверх указательный палец правой руки, остановился. Мы оказались у входа в темную подворотню. Арчи огляделся по сторонам. Я невольно сделал то же самое. Вокруг — ни единого человека. Улица казалась совершенно пустынной. Было еще светло, но сумерки начали уже сгущаться, разгоняя каменную духоту.
— Андрюша! — смущенно сказал Арчи, подавшись ко мне. — Твоего эстетического чувства не покоробит, если я… как бы это лучше выразиться… отдам свою боль земле…
— …?
— В смысле — поссу прямо тут, — нетерпеливо пояснил он, прочитав на моем лице удивление.
— Наверное, это вино, — зачем-то предположил я.
Арчи ласково потрепал меня по плечу.
— Постой, пожалуйста, здесь, посторожи, чтоб никто не зашел случаем.
С этими словами он прошел несколько шагов в глубь подворотни, остановился и повернулся к стене. Я остался снаружи.
Не прошло и нескольких секунд, как откуда-то из-за угла возникли молодой человек интеллигентного вида и девушка в очках. Они двигались в нашу сторону, смеясь и что-то весело обсуждая. Я надеялся, молодые люди пройдут мимо, но, когда они поравнялись со мной, с унылой безнадежностью понял, что они собираются завернуть именно в нашу подворотню, сюда, где Арчи неспешно, что-то напевая, отдавал свою боль земле.
Я ведь не герой, вы же знаете. Но в тот момент мне очень не хотелось перед Арчи ударить в грязь лицом. Надо было действовать быстро. Я решительно преградил им дорогу.
— Вы очень торопитесь, молодые люди? — в моем голосе, прозвеневшем в ночной тишине, угадывалась гостеприимная любезность радушного хозяина и одновременно мягкая строгость, с какой доцент Санкт-Петербургского университета беседует с любимым, но не очень прилежным студентом.
— А в чем дело? — с вызовом спросил молодой человек.
— Ребята, — понизил я голос до интимной доверительности, — туда пока нельзя.
— Как это «нельзя»?! — взвился молодой человек. — Как это?! Что еще за новости за такие?!! Мы здесь живем! Пошли, Люся! Сейчас же пропустите! Или… вы неприятностей хотите?!
Я развел руками и посторонился. Неприятности мне были не нужны. Их у меня и без этого молодого человека хватало.
Пройдя несколько шагов, молодые люди поняли, в чем дело. Арчи, стоявший по-прежнему боком к нам, словно никого не замечая, продолжал отдавать боль земле. Девушка смущенно отвернулась, ускорила шаги и исчезла в темноте двора. Молодой человек остановился за спиной Арчи и резким тоном его спросил:
— Ты, друг любезный, не мог найти другого места?!
— Во-первых, не «ты», а «вы», — вежливо и ласково поправил его Арчи, не поворачивая головы и не прерывая своего занятия.
В этот самый момент мы услышали, как девушка изо всех сил хлопнула дверью парадной.
Семья
Снобы часто смеются, когда в их присутствии кто-то говорит, что семья — ячейка общества. Это у них все от глупости и высокомерия. Семья — действительно ячейка общества, и не просто ячейка, а прямо-таки модель общества, индикатор всех сложных общественных процессов. Вот, допустим, ты хочешь узнать, что происходит в стране, в твоей или в соседней.
Можно, конечно, открыть газету или включить телевизор — но, боюсь, толку будет мало. Тут ты попадаешь на территорию журналистов. А журналисты — это известно младенцу — всегда врут, особенно когда пишут правду. Им за это деньги платят — иногда, кстати, очень большие. Причем почему-то больше всех зарабатывают оппозиционные журналисты. Это я рекомендую взять на заметку тем, кому, как и мне, нужны деньги. Опальные политические деятели средств не жалеют: их враги у руля — приходится удваивать усилия и соответственно больше платить обслуживающему персоналу.
Поэтому правильнее всего будет плюнуть на прессу, на телевидение, на радио и оглядеться. Посмотреть, что происходит в наших семьях, в твоей конкретно. И тогда ты поймешь, как живет страна в целом, так сказать.
В России, где люди как-то по-особенному близки друг другу, самый распространенный принцип общения между супругами — любвеобильная истерика, переходящая, в зависимости от обстоятельств, либо в мордобой, либо в сюсюканье.
А вот в нелюбимой нами Америке все по-другому. Там отношения между супругами чисто деловые. При вступлении в брак заключается договор, в котором заранее обговариваются юридические права сторон.
