Избегнув чар Сократа

— В геологию поэтому пошла?

— Отчасти. Хотелось скрыться от них подальше.

Он кивнул.

— Примерно так я и думал.

— Ты столь проницателен, Кир, или все это у меня на лице?

— И то, и это.

Он привлек ее к себе.

— Дальше пойдем вместе?

Глядя ему в глаза, она легонько кивнула.

— Да.

Сделав широкую «восьмерку», вертолет шел на снижение. Эрсол смотрел сквозь прозрачные стенки и днище машины. Наконец, счастливый, ошеломленный, спрыгнул на траву. Астра села на свое место, и вертолет улетел.

Тем временем из Кызыла в третьем часу пополудни, когда вертолет работал далеко на южных отрогах заснеженного Танну-Ола, в лагерь возвратилась машина. Задача была выполнена. Деньги и ведомость на зарплату, кипа квитанций, пачка писем из Москвы лежали в портфеле. Окаста, разминаясь, прошелся между палаток, покосился в сторону лужка, где стоял выцветший, туго натянутый и плотно застегнутый домик.

«Я все прочту в твоих глазах» — он взглянул на часы.

— Окаста Савельич, вам письмо, — окликнул Корниенко.

— Мне? — уже понимая, рванулся он.

Бросился к себе, выхватил листок из конверта.

«Милая — взликовал Окаста. — Не потерпела!»

— Савельич! — заорал из своей палатки Мишка-радист. — Тебе радиограмма! Убойная! Поздравляю!

Окаста вскочил. Такой радиограммы он еще не получал, но ожидал, давно ждал!

— Отменно!

Гул вертолета быстро возрос со стороны долины и погас на поляне. Пилот не стал ждать ни минуты и, высадив Астру, тотчас исчез из виду. Сегодня они перевыполнили все задания.

Астра умылась в ручье. Потом поднялась к столу, налила себе супу, в другую миску положила картофель с мясом, наполнила кружку компотом из голубики. Она была голодна и спокойна. «Судя по машине, Окаста вернулся и сейчас смотрит мне в спину. А я спокойно ем свою картошку».

Он обошел стол и уселся напротив, упершись локтями в тесаные бревнышки. Глаза его смеялись.

— Устала?

— Нарочно нет.

— Зайди, получи деньги и письмо.

— Письмо? — она приподняла бровь.

Он расхохотался.

— Из Москвы, из Москвы, не бойся.

— Нарочно не боюсь.

…Марина сообщала, что родила дочку. Девочку, именины сердца. Здоровенькую, темноглазую. И нарекла Таисией.

Через Мишку-радиста Астра послала поздравление обеим.

«Пора в Москву, — вздохнула, разрисовывая полевой дневник. — К себе, в тихую, еще необжитую обитель, в бурлящую городскую жизнь. Сколько за эти годы было испытаний, душа трудилась, как могла. Что впереди?»

— Астра, — Окаста постучал по шесту палатки. — Разреши войти. Есть разговор.

— Заходите, Окаста Савельевич. Осторожнее, у входа лиловый цветок, это мой дружок.

— Уцелел?!

Поджав ноги, она уселась в самой глубине и прикрылась зеленой шалью. Он разместился у входа.

— Мы с тобой обменялись посланиями, которые я буду хранить всю жизнь. Через две недели меня здесь уже не будет, я уеду в Швецию.

— О-о? — посмотрела она.

— Мне дают институт с пятью такими лабораториями, какая у меня сейчас. Как ученый, я не вправе отказаться. Переговоры шли, но лишь сегодня по рации пришло приглашение. И видишь ли… я не могу не усматривать некой связи с событиями, которые произошли со мной в тайге… Хотя как ученый — не понимаю. Здесь что-то из нравственных пространств. Ты готова меня выслушать? Именно ты?

— Конечно, — серьезно кивнула она.

«Милая, — вновь вздохнул он. — Красивая, изысканная…»

В течение полутора часов Окаста рассказал ей о себе все, почти с самого детства. О диких страхах за кражу, совершенную еще, по-видимому, его пещерным предком — какие-то бирюзовые пластинки из родового тайника, которые снились ему чуть не с младенчества; о несчастьях и ранних смертях, преследовавших мужскую половину его рода. И о том, как недавно в тайге он искупил грех, вызвав его и честно пройдя через огневое душевное горнило.

— Оказывается, грех — подобие сладостного искушения, приятного, как любовь. Зато очищение свершается сквозь пылающие нравственные пороги к себе, на свою сторону.

— Раз и навсегда? — задумчиво, не удивляясь, спросила Астра.

— Если бы так! Это дело всей жизни. И твоей жизни, Астра.

Она не отвечала. Он продолжал.

— Как представляется, ты права в своем писательском предощущении. Но не раньше, как созреешь, дозреешь, почувствуешь, что пора отдавать. Сюжет, как Китеж, встанет сам. Флаг тебе в руки. И знай, мы с тобой похожи. Я это понял в тайге. Чует сердце, мы еще встретимся. Хорошо, по- умному встретимся.

Не добавив ни слова, он ушел. А она надолго задумалась, глядя в приоткрытую дверь на темнеющий небосклон. Прожит еще один полноценный кусок жизни. Принеся свои плоды, он отходит во времени, научив ее тому, чему она сумела научиться. Так? Да, пожалуй.

Астра застегнула палатку, чтобы не налетели ночные мотыльки, засветила огонек и вновь принялась за полевой дневник.