школу. Вот о чем голова болит!
Подобно обеспеченным людям, она любила повздыхать о дороговизне, чтобы не выделяться из массы. Этого она боялась. Вдруг «наедут», потребуют денег, а она одна с ребенком. Не дай бог!
— А скажи, твой бывший поклонник, Эд, пишет тебе? Появляется?
— Разумеется, нет, — Астра рассмеялась. — Зачем? Столь далеко его поклонение не простиралось. Тогда его очаровало одинокое девичество в глуши лесов сосновых, пшеничная коса до пояса, музыка. Все вместе воплотилось в его подношениях, в золотых часах, котлах, как теперь говорят. А замужняя дама с ребенком — это проза.
— И где они, эти котлы золотые? Ни разу не видела.
— А-а… — Астра опустила глаза, вспоминая. Тени от ресниц легли на нежные щеки. — Они лежат в темноте глубокой трещины в серых, с черным крапом, гранодиоритах, куда угодила ногой одна несчастная лошадь. Это был наш первый маршрут с Киром в Тыве. Конь долго болел, но остался жив.
— Романтично!
— Да, если вспоминать как о далеком прошлом. А тогда… брр — она передернула плечами. — Зато Кир лелеет воспоминание о четырех гвоздях, забытых на сопке Отчаяния на Дальнем Востоке. А еще… помнишь Таньку-массажистку? До сих пор пишет мне из Усть-Вачки. «Здравствуй моя дорогая ненаглядная дочь, уважаемая Астра Алексеевна!» Просила подарить ей бусы из натуральных камней на шестидесятилетие. Это на Урале-то!
— Послала?
— А как же.
Чего только не было на детской площадке! Качели трех видов, полдесятка лесенок, горка для съезда на корточках, висячие враскачку переходы-мостики и прочие услады. Веселое детское ликование разносилось далеко за границу сквера.
После той пятницы Астра по нескольку раз в день заглядывала в себя — что там? Как отзывается слово «мать»? В душе было мягко, без боли и возмущения. Получилось. Значит, можно работать, можно доверять этому человеку.
— Теперь каждую неделю будешь ходить? — спросила Марина, расчесывая и заворачивая четкой ракушкой осветленные пряди волос. — Легкая твоя душа! Сколько сейчас говорунов слетелось из дальних стран! Откроется одному одно, иному иное, вот они и вещают на разные голоса. Я считаю, что учителей вообще не должно существовать.
— Но человечество должно ведать об иных мирах! Откуда, если не от мудрецов, — отозвалась Астра.
— Об иных мирах? За деньги-то? Не уверена. Позавчера по третьей программе один американский пастор так пахал, так пахал перед возлюбленными чадами, что увлек всех до беспамятства. Три часа подряд! Сам гладкий, не ущипнешь, пот градом так и льется, аж пиджак подмышками почернел. Я и то насилу устояла, спасибо, стирка выручила. Поберегись, золотце. Учителя-преподаватели, ряд-рядок…
Утомленный Проша подошел и примостился возле мамы.
— Давай поболтаем, — обняла его Астра. — Стишки вспомним, скороговорки.
И тут на руку мальчику села муха. Он взмахнул рукой, муха испугалась и слетела. И села на колено. Он топнул ногой. Муха испугалась и опустилась на скамейку. Бежит по скамейке, а впереди наперерез ей ползет маленький муравьёнок. Они сближаются, а Проша волнуется.
— Мама, смотри! Ой, что сейчас будет? Муха несется, как большой танк, а муравьёнок совсем крохотный.
Астра с интересом следила за событиями. Короткие русые пряди свесились ей на лицо.
— Мама, мама! Ой, что будет! Ближе, ближе, совсем близко!
Проша замер.
И вдруг…
— Мама, смотри! Муха ка-ак остановится на всех лапках сразу! Пропустила малыша и побежала дальше.
— Умная муха, — улыбнулась Астра. — А мы думали, что она только бояться умеет. Как некоторые…
Марина ответила вопросом.
— А он, ваш предводитель, отвечает за вас, случись что-нибудь?
— В нашем возрасте, Мариночка, пора бы на своих ногах стоять, и ответ самим держать.
Та качнула головой и произнесла раздельно и тихо почти словами Кира.
— Остерегись, подруга, не искушай себя, вспомни про чары Сократа. Я вчера так вздрогнула в этом месте. И не заметишь, как затянет, не ты первая.
На Астру словно повеяло холодом.
— Постараюсь.
Обе вновь замолчали.
Не выделяясь из окружения, Марина одевалась со вкусом женщины со средствами. Сейчас на ней была свободная зеленая блуза с защипами и вышивкой ришелье на плечах, и клешеная юбка из плотного натурального шелка, украшенная размытыми, ручной работы, пятнами. Наряд завершался легкими плетеными туфлями в тон основного цвета юбки. После рождения дочери Марина, к собственному удивлению, стала пользоваться вниманием мужчин — основательных, с намерениями и капиталом.
И все же плакала по ночам.
Всю неделю Астра ждала занятий.
— Не может быть, чтобы мне так повезло! — не верилось ей. — Неужели этот человек способен ответить на
В пятницу она устремилась к освещенным окнам школы, как ни на одно свидание в жизни. Волосы ее были уложены, губы подкрашены, глаза подведены синим карандашом.
— Неужели сейчас он придет? Неужели… нет, невозможно!
В-нс появился перед залом иным. Показалось, что сегодня он был выше ростом. Весело, с располагающим хохотком, прошелся по недостаткам группы, постоянным терзаниям и жалости к самим себе; прищуриваясь, сообщил, что видит все проблемы и недостатки, в которые, словно в болото, погружены сидящие, причем никто не предпринимает ни малейшей попытки вырваться из роя страстей, желаний, гордыни, самоуничижения, властолюбия, корысти и прочей трясины. Почему? Да потому что это выгодно каждому из присутствующих.
Слушатели возроптали.
— Какая выгода? Жизнь идет, и мы только мучаемся. То совестью, то страхом, сомнением, любовью, отчаянием. Душа разрывается. Хорошенькая выгода!
— Каждый получает то, к чему стремится. Иначе все было бы по-иному. Однако, то, что вы здесь, означает, что дело не безнадежно, и вы на пороге осознания вашей жизни, если ее можно так назвать. А ведь все ваши недостатки, прошивки, комплексы можно снять с себя, как старый хлам, и выйти на свободу.
Обостренно-сосредоточенно впитывала Астра каждое его слово, его лицо, простонародно-русское, с огромными глазами, мягкую точность движений и все явление этого человека.
— Блез Паскаль был убежден, что человек с наслаждением готов рисковать жизнью, что он стремится к подвигам и опасностям, лишь бы ничего не менять у себя внутри, — продолжал В-нс, с усмешкой посматривая на всех исподлобья.
«Где Паскаль говорил об этом? — переморгнула Астра. — А, где-то в „Мыслях“, в рассуждении о любых развлечениях, без которых человек чувствует себя несчастным, вместо того, чтобы спокойно сидеть
