— Мой отец велел мне передать, что вы должны. Я медленно покачал головой.
— Ради вашего собственного благополучия вам не следует настаивать. Если вы будете участвовать в призовых скачках, то только опозоритесь. Неужели ваш отец хочет этого?
— Он сказал, что я должен настаивать.
— Хорошо, — ответил я. — Вы настаивали. На Гороховом Пудинге будет скакать Томми Хойлэйк.
— Но вы должны делать то, что говорит мой отец, — стал протестовать он.
Я слегка улыбнулся, но ничего не ответил, и казалось, Алессандро просто не знает, что еще можно сказать.
— Зато на следующей неделе, — небрежно заметил я, — можете быть участником скачек в Эйнтри на Холсте. Я заявил его специально для вас. Он выиграл первый приз в прошлом году, так что вам представляется вполне реальный шанс.
Алессандро уставился на меня, не моргнув глазом. Если он что-то знал, то ничем себя не выдал.
В три часа ночи в четверг звонок энергично затрезвонил в трех дюймах от моей барабанной перепонки, и я чуть было не свалился с дивана. Я щелкнул выключателем, встал и посмотрел из окна комнаты владельцев на манеж.
Темная безлунная ночь озарялась лишь тонким лучом фонаря, быстро двигавшимся по земле. Луч описал полукруг, пробежал по четырем денникам и остановился на том, где содержался Холст.
«Маленький, ублюдочный предатель, — подумал я. — Специально выяснил, какую лошадь можно убить безнаказанно, чтобы владелец не предъявил претензий: незастрахованную лошадь — бьет по самому больному месту. Мои слова, что Холст может выиграть скачки, не остановили его. Маленький, ублюдочный бездушный предатель».
Я выскользнул в оставленные незапертыми двери и пошел по манежу, неслышно ступая резиновыми подошвами туфель. Я услышал тихий лязг отодвигаемых засовов, скрип петель и кинулся на свет фонаря отнюдь не с благотворительными намерениями.
Не было смысла терять время. Я нащупал рукой выключатель и залил денник Холста светом в сотню ватт.
Картину, открывшуюся передо мной, я охватил одним взглядом: руку в перчатке, шприц в руке, резиновую дубинку, лежащую на соломе при входе.
Это был не Алессандро. Слишком громоздок. Слишком высок. Фигура, одетая с ног до головы во все черное, повернулась ко мне, и я узнал своего знакомого — «резиновую маску».
Глава 10
На этот раз я не стал терять драгоценного преимущества. Я прыгнул прямо на гангстера и изо всех сил ударил ребром ладони по запястью руки, в которой он держал шприц.
Прямое попадание. Рука отлетела назад, пальцы разжались, и шприц полетел в сторону.
Я лягнул костолома в голень, ударил кулаком под ложечку и, когда он согнулся, ухватил за голову с двух сторон и швырнул грузное тело к стенке денника.
Холст, на которого гангстер даже не потрудился надеть хомут, лязгнул зубами, взбрыкнул и, по- видимому, не промахнулся. Из-под резины послышался какой-то приглушенный звук, который я отказался расценить, как мольбу о пощаде. Отскочив от лошади, гангстер, пригнувшись и опустив голову, пошел на меня. Я шагнул навстречу, выдержал удар по ребрам и, обхватив нападавшего рукой за шею, изо всех сил протаранил его головой ближайшую стенку. Ноги у моей стенобитной машины неожиданно стали резиновыми, — видимо, чтобы лицу было не обидно, — и бледные веки, торчавшие из прорезей маски, закрылись. На всякий случай я еще раз использовал голову гангстера в качестве тарана и только после этого отпустил ее. Тело медленно улеглось на подстилку у дверей, вывернутая рука несколько раз загребла солому, и гангстер затих.
Я привязал Холста, который каким-то чудом не выбежал в открытую дверь, и, сделав шаг в сторону от привязанного кольца, чуть было не наступил на шприц. Шприц лежал под яслями в соломе и, как ни странно, остался цел.
Я поднял его, слегка подкинул на ладони и решил, что дарами богов пренебрегать не следует. Завернув гангстеру рукав черной куртки, я уверенно воткнул иглу в мышцу, выдавив ровно половину содержимого. Руководило мной отнюдь не сострадание, а благоразумие: доза снотворного, рассчитанная на лошадь, могла оказаться смертельной для человека, а убийство никак не входило в мои планы.
Я снял с «резиновой маски» резиновую маску. Под ней оказался Карло. Ах, какой сюрприз.
Мои военные трофеи сейчас состояли из одной резиновой маски, одного неполного шприца с лекарством и одной резиновой дубинки для дробления костей. После секундного раздумья я тщательно вытер шприц, снял с Карло перчатки и наставил его отпечатки пальцев куда только мог. Ту же самую процедуру я проделал с резиновой дубинкой; затем, осторожно подняв вещественные доказательства с помощью перчаток, я отнес их в дом и временно спрятал в одной из пустующих комнат.
Спускаясь со второго этажа, я выглянул в окно лестничной площадки и во мраке увидел у подъезда какой-то размытый белый силуэт. Я подошел ближе, чтобы не ошибиться. Ошибки не было: «Мерседес».
В деннике Холста мирно спал Карло. Я пощупал его пульс, медленный, но ровный, и посмотрел на часы. Не прошло и получаса. Удивительно.
Тащить Карло в автомобиль показалось мне слишком неудобным, и поэтому я решил подогнать автомобиль к деннику. Мотор завелся с пол-оборота и работал так тихо, что даже не потревожил лошадей. Не выключая зажигания, я открыл обе задние дверцы и с трудом запихнул Карло внутрь. Я хотел оказать ему ту же любезность, которую он в свое время оказал мне, и положить его на заднее сиденье, но он безжизненно свалился на пол. Я подогнул ему колени, так как он лежал на спине, и бесшумно закрыл дверцы.
По-моему, никто не заметил нашего прибытия в «Форбэри Инн». Я остановил «Мерседес» на стоянке у входа, выключил мотор и габаритные огни и тихонько ушел домой.
Вернувшись в конюшни, подобрав резиновую маску в деннике Холста, свернув систему оповещения и сложив ее в шкаф, я решил, что уже поздно раздеваться и ложиться в постель. Я поспал чуть более часа на диване и проснулся смертельно усталым, а не бодрым и веселым, как полагалось в первый день открытия сезона скачек.
Алессандро явился поздно, пешком, имея крайне озабоченный вид.
Я стал следить за ним: сначала из окна конторы, а потом из комнаты владельцев. Алессандро остановился в нерешительности у четвертого денника, но любопытство пересилило осторожность, и, быстро шагнув к двери, он заглянул внутрь. С такого расстояния выражения его лица было не разобрать, поэтому я вышел в манеж, делая вид, что не обращаю на него никакого внимания.
Алессандро в ту же секунду отскочил в сторону и притворился, что ищет Этти, но в конце концов не выдержал, повернулся и подошел ко мне.
— Вы не знаете, где Карло? — спросил он без обиняков.
— А где, по-вашему, он должен быть? — вопросом на вопрос ответил я. Он моргнул.
— В своей комнате... Я всегда стучу в дверь, когда пора выходить... но его там не было. Вы... вы его не видели?
— В четыре часа утра, — небрежно сказал я, — он спал, как убитый, на заднем сиденье вашего автомобиля. Думаю, он и поныне там.
Алессандро вздрогнул, как от удара.
— Значит, он все-таки приходил, — сказал он безнадежным тоном.
— Приходил, — согласился я.
— Но вы не... я... вы не убили его?
— Я — не ваш отец, — очень веско произнес я. — Карло получил немного наркоза, который предназначался Холсту.
Алессандро резко поднял голову, и глаза его зажглись яростью, направленной, для разнообразия, не только на меня.
— Я не велел ему приходить, — сердито заявил он. — Не велел.
— Потому что на Холсте вы могли победить через неделю на скачках?
— Да... нет... вы меня путаете.
